Роль грешницы на бис - Татьяна Гармаш-Роффе

Она приоткрыла хитрый глаз.

– Что, испугался, психолог доморощенный? Давай твою просьбу. Только коротко, я и впрямь устала ужасно…

* * *

Она согласилась, Сашенька, сокровище, – она не только согласилась, но и выдержала бой с редакцией, затребовав себе отгул. И вот они с Алексеем уже колесили по разбитым дорогам, сверяясь с картой, в поисках деревни Петюхи. Лил проливной дождь, дворники отбивали ритм, негромко играла музыка, и в машине было хорошо, уютно. Александра смотрела на дорогу, которую, впрочем, было едва видно, – Алексей иногда посматривал на ее дивный профиль (кому как, а ему – дивный!), думая о том, как это здорово, что рядом с ней любой кусок земного пространства превращается в дом… Потому что дом не там, где почтовый адрес и любимый шкаф, дом там, где она, Александра…

– Ты больше помалкивай, – напутствовала она его в машине, – предоставь вести разговоры мне. Ты не знаешь деревенских жителей. Они в любой момент могут закрыться, замолчать, сослаться на старость и плохую память, и хоть ты тресни, а больше слова не вытянешь. С ними надо очень ровно, осторожно, с уважением, без напора… А ты иногда как наскочишь, так до инфаркта можешь довести неискушенного человека… Короче, ты мой коллега, журналист, но твоя роль – в блокноте строчить да помалкивать!..

Петюхи, похоже, переживали свою эпоху ренессанса, как, впрочем, все ближнее и дальнее Подмосковье. Чуть на отшибе от старых изб хвастливо возносили свои этажи и заборы дорогостоящие кирпичные уродцы. Деревенский магазинчик был украшен рекламой пива и кока-колы, нелепо торчавшей на его кособокой витрине, как яркий клоунский колпак.

Они начали с ближайшего же к въезду дома, и уже через пятнадцать минут под очаровательную улыбку Александры прощались с разговорчивой хозяйкой, имея на руках список всех адресов деревенских стариков.

«Стариков». Кис поразился, как старо выглядят эти женщины за шестьдесят, ровесницы Аллы Измайловой. Аллу-то и пожилой с трудом можно назвать, а эти женщины были старухами.

– Нет, Алеша, не в кремах тут дело, – прокомментировала Александра, когда Кис поделился с ней своим наблюдением. – Вернее, далеко не только в них. Возраст в первую очередь в голове. Они себя считают старыми – и они таковы, каковыми себя считают. В городе, тем более в столице, люди воспринимают возраст иначе. Мои родители – Измайловой ровесники и тоже выглядят моложе своих лет, потому что в жизни участвуют, интеллект постоянно задействован, тело тоже в форме: зимой лыжи, летом бассейн… Этих же деревенским привычным мышлением вытеснили в положение стариков и старух – они ими и стали…

Старожилов в деревне оказалось мало: остальные куда-то разъехались, кто уже давно, кто относительно недавно к взрослым детям подался. Однако нашлись две старушки и один старичок, жившие здесь в то засушливое лето, когда бушевали лесные пожары. Кис любовался Александрой – как тонко, как уважительно вела она разговор с крестьянами, эта столичная штучка, эта интеллектуалка: не подлаживаясь под их уровень, она, однако, сумела их к себе расположить и вызвать их доверие.

– Как же, читал ваши статьи, – радостно суетился старичок, подставляя стулья важным гостям. – Вот честь какая! И что же вы хотите узнать, Александра Кирилловна?

Саша объяснила, что собирает материалы для биографии народной артистки СССР Аллы Измайловой. Книгу хочет написать…

– Очень я люблю фильмы с ней, – соглашался старичок, – всегда смотрел, как по телевизору шли. А вот нынче почти перестали показывать, все больше сериалы какие-то… А что же я-то могу вам рассказать? Я-то с какой тут стороны?

Выслушав объяснения Александры, старичок вздохнул:

– Жалко мне огорчать вас, да только ошибочная у вас мысль. Жила тут, верно, одна молодая женщина. Похожая на Измайлову, да не она! Анной ее звали. Мы с моей старухой, помню, решили было, что сама Алла Измайлова в нашей деревне поселилась! Ан нет, не она это была. Просто похожая, вот как… Да и что бы такой знаменитой актрисе в нашей глуши делать?

Кис с Александрой переглянулись. Она чуть приподняла одну бровь, он ей в ответ чуть прикрыл глаза. Но поняли они друг друга сполна.

– Неужто и впрямь у меня сведения неверные? – огорчилась Александра. – Ну надо же, а я так надеялась ваши воспоминания о народной артистке записать..

– Рад бы, – вздохнул старичок, – да вот петрушка какая…

– А что же за Анна такая? Фамилию ее помните?

– А не говорила она. Анна и Анна. Вроде из Москвы, да она не шибко разговорчивая была. Все больше так, «да-нет» отвечала…

– У кого жила?

– Да нету уже ее, Марь Федоровны, померла… Дети и дом продали, там теперь совсем чужие живут.

– А что же Анна эта делала тут?

– Свежий воздух ей занадобился да молоко козье. Брюхатая она была. На сносях.

И снова Кис едва заметно переглянулся с Сашей.

– А муж у нее был? – деловито спросил Алексей.

– Вы, как я понял, тоже журналистом будете, молодой человек? А вашу вот фамилию, – как вы бишь назвались? Ага, Кисановым будете, значить… Не слыхал я такую фамилию, нет. Вы тоже статьи пишете?

– Мы вместе работаем, – вмешалась Александра, зыркнув строгим глазом на Киса за ослушание, – в одной команде, так сказать… Так что же насчет мужа, не припомните?

– Да мы уж гадали: думали, безмужняя. А Марь Федоровна божилась, что видела его один раз, когда он ее забирал. Говорила, что поздно вечером приезжал, никто другой не видел.

– Какой из себя, не рассказывала?

– Может, и рассказывала… Уже не помню… А может, и не муж это был вовсе, а так, просто мужчина. Полюбовник ейный.

– А Анна эта одна жила?

– Нет, с теткой. И девчонка при них была. Я так понимаю, что дочкой Анне приходилась. Моя-то старуха любопытная, все разведать хотела побольше о Маниных постояльцах, все ей надо, бабе-то. Так она пыталась девчонку задобрить, конфеткой там или малиной, но девчонка тоже неразговорчивая была, семейное у них, видать, это…

– Куда уехала Анна, не знаете?

– Да рожать небось! А куда – не знаю…

Остальные старожилы только подтвердили услышанное: звали Анна, жила с теткой и девочкой, – то ли дочка Анны, то ли дочка тетки. Марь Федоровна, хозяйка дома, который снимала Анна, тоже особо не болтала, прям будто не в себе была, как воды в рот набрала. Анна эта провела в деревне май, июнь и часть июля, а потом уехала. И куда, никто не знал.

– Измайлова? – спросила Саша уже в машине.

– Уверен.

– Где теперь искать будешь?

– В ближайшем роддоме. Она не могла рожать в Москве, там бы слухи пошли. Наверняка где-то здесь присмотрели больницу… Ребенок, видимо, мертвый родился. Поскольку уже в сентябре на даче Измайлова была одна. Младенца не спрячешь – все соседи слышали бы детский плач. Значит…