Фронтмен - Владимир Ераносян

— Тогда кто вы, дон Диего? — спросила мисс Браун с высоты люка.

— Я всего лишь вассал Рима… — ответил он, после чего упал в кресло и выпустил кольцо сигарного дыма. — Но меня это устраивает…

— Начинайте же! — потребовала мисс Браун и поднесла к глазам бинокль.

Сеньор Кальдерон махнул жезлом с наконечником в виде льва и «ринг анонсер» под смех и улюлюканье зрителей объявил:

— В правом углу ринга — чеченский террорист по прозвищу Шамиль Басаев! В левом углу ринга — русский Иван по прозвищу Полоний! Посередине — дедушка Калашников! У дедушки был только один внук. И остался только один патрон! Самозванец будет расстрелян! Русско-чеченский конфликт сегодня разрешится в Венесуэле! Либо полная независимость, либо беспрекословное подчинение! Вперед!!!

Из всего сказанного Аслан и Шрам разобрали только имена собственные и команду «Вперед!». Надо было бежать, и они побежали… Расстояние до оружия одинаковое. Жизнь гарантирована выжившему.

— Ты веришь их гарантиям! — выкрикнул на бегу свой вопрос Аслан. До автомата оставалось метров сорок.

— Эти чучмеки все равно нас завалят! — заорал Шрам, продолжая бежать.

— Мой дед Брестскую крепость защищал! — вспомнил со слезами на глазах Аслан, — А вы вместо того, чтобы ему героя дать, депортировали его семью.

— Я и тебя сейчас депортирую! — до автомата Шраму оставалось тридцать метров. По песку было трудно бежать. Он скрипел под ногами как крупная гречневая крупа и заглатывал ступни по щиколотку.

— Дурак! Русский дурак! — обиделся Аслан и прибавил ходу. Он был в десяти метрах, опережая Шрама на шаг. — Только и можешь женщин резать, баран!

Дон Кальдерон, колумбийцы и мисс Браун с неподдельным интересом наблюдали за происходящим. Они не сомневались, что русские изливают друг на друга проклятия и осыпают оскорблениями. Они были уверены, что один из них через мгновение выпустит в соотечественника пулю. И что сделает он это, конечно же, не вследствие этнической подоплеки русско-чеченских противоречий, а исключительно из инстинкта самосохранения, спасая свою шкуру и получая минимальную отсрочку от неминуемой казни.

— Тех сук эстонских, что моих ребят в Аргуне положили, я бы еще раз зарезал! — зарычал Шрам.

— Лучше б ты эту суку завалил, что на тебя в бинокль смотрит и ждет, когда я тебя продырявлю… — задыхаясь, процедил сквозь зубы Аслан и прыгнул на автомат. Последний бросок сделал и Шрам. Но к финишу он пришел вторым. Аслан уклонился от летящей туши кувырком вправо. Оружие было в его руках, он снял его с предохранителя и передернул затвор.

— Нам нечего делить! — вдруг бросил он лежащему сопернику, — А некоторых женщин, особенно тварей, которые любят наблюдать в бинокль за чужой смертью, я бы и сам с удовольствием завалил…

Шрам встал, отряхнулся от песка, и выставил широкую грудь, рассчитывая только на расстрел.

— Муэрте! Муэрте! — орали колумбийцы, показывая характерный жест большим пальцем вниз и требуя от чеченца немедленно выстрелить в русского громилу.

— Чего медлишь? — поднял глаза бывший контрактник.

— Я просто знаю, что ты стреляешь лучше… И что женщин ты не любишь больше, чем я. — Аслан бросил взгляд на американку с биноклем, а следом бросил автомат в руки Шрама.

Шрам поймал оружие на лету. Колумбийцы не успели среагировать. Аслан закрыл Шрама своим телом и подставил плечо для прицельной стрельбы. Шрам вмиг сориентировался и изготовился для стрельбы. Он прижал приклад в свойственной снайперам манере, плотно вдавив ее в мускул, положил цевье на плечо чеченца, не забыв шепнуть Аслану на ухо:

— Предохранитель надо было поставить на одиночный режим, придурок. Шептало одиночного огня не зря в автомате предусмотрено…

Шрам спустил курок со словами:

— А это лучшее стрелковое оружие в мире…

Пуля пробила линзу бинокля одновременно с тем, как многочисленные пули изрешетили тело Аслана. Мисс Браун замертво упала в салон джипа, оставил на крыше свою не выкуренную сигарету.

Спустя мгновение от пуль пал Шрам. Его теперь никто не прикрывал, и в магазине не осталось пуль. Они лежали рядом, как боевые товарищи, павшие за общее дело, не отягощенные в своем последнем бою ни политикой, ни корыстью. Они пали вместе, сбросив многовековой балласт ненависти за одну единую секунду и заплатив за собственные грехи своим последним выбором…

Расстроенные колумбийцы сняли растяжки и рассредоточились по машинам. Шезлонг дона Диего бросили в багажник. Сам он сел в другую машину, приказав тайно доставить труп мисс Браун в американское посольство. Джипы один за другим, пробуксовав на старте, тронулись в путь.

По прибытию в Каракас дон Диего расстроится еще сильнее, когда узнает из новостей, что диверсия на мосту через Ориноко провалилась благодаря коварству его неблагодарного протеже Корсо. Приятное известие было только одно — Чавес действительно проиграл на референдуме. Эта временная победа ничего не давала, но она могла окрылить оппозицию и сплотить всех недовольных режимом еще больше. К тому же появился мало-мальский повод хоть что-то отпраздновать…

Персона Вадима Гараева всегда была небезынтересна для ребят с Лубянки. Яркий субъект, неугомонный пассионарий, сует свой нос во все дыры… Но девяностые были временем раздрая и дележа кормушки… Временем или безвременьем, когда Корпорация ослабла. Когда без таких, как Гараев властьпредержащим было трудно обойтись.

Оружие нельзя было продавать легально. Открыто воевать в горячих точках на территории бывшего СССР — в Приднестровье, в Абхазии, в Южной Осетии государство не могло. Отряды добровольцев — другое дело. Но добровольческую армию надо кому-то вооружать. Кому-то, кто не сидит в Кремле, но хорошо знает тех, кто там сидит, а еще лучше знает, где что лежит и как это взять. Гараев знал и брал. Продавал и откатывал.

Сначала он всех устраивал — не сдавал партнеров и своевременно им заносил. Потом стал более избирательным в выборе крышующих структур. Скоро нашел кураторов на самом верху и указал на дверь рыцарям плаща и кинжала. В то время это было сделать достаточно просто — толпа чуть не снесла железного Феликса на Лубянской площади, а нескольких отщепенцев из ФСБ вообще попутал бес, и они переприсягнули Березовскому. В те времена тот еще не был клоуном, и им не пугали детей словно чучелом.

Через пару лет Гараев обнаглел и стал продавать оружие обеим противоборствующим сторонам. Затем вышел на зарубежные рынки, обзавелся собственным парком транспортной авиации. А однажды заключил сделку на поставки оружия, и не только стрелкового, с откровенными террористами. Причем, не спрашивая разрешения ни у кого. Просто у тех, у кого надо было спрашивать, к тому времени выросли аппетиты. А Гараев привык заносить столько, сколько не жалко. Зарабатывал он все больше — поэтому не жалко ему становилось все меньше. Тогда-то ему и указали на место в первый раз.