Врачебная тайна - Галина Львовна Романова

Ох, как тяжел был для нее этот подъем! Как невозможно долго она лезла вверх, хотя лестница насчитывала всего шесть перекладин. Когда добралась до верха, очень долго возилась с люком. Это ее тюремщикам удавалось его открывать быстро и легко – одним рывком. У нее на это ушли все силы. Когда, наконец, люк отлетел в сторону и она выбралась на пол кухни, Света расплакалась. Лежала на пыльном, не покрытом ничем полу, рассматривала морозный узор на темном стекле единственного окошка и плакала.

Потом взгляд ее сместился на старомодные ходики с ржавой цепью и большущей гирей. Они показывали половину шестого. Вечер? Да, конечно, вечер. Утром в это время ничего не видно. Темнота. Сегодня утром они в пять выходили из дома, было темно. Эти двое дотащили ее, опоенную, до машины Игоря, усадили на переднее пассажирское сиденье, пристегнули ремнями и надели темные очки, приказав спать.

Она и уснула. Не по приказу, нет. Потому что ей в рот влили снотворное. Потому что в теплой машине тут же потянуло в сон. И она уснула бы, наверное, и без снотворного, потому что согрелась, потому что рот не был залеплен, а руки и ноги не были связаны.

Очнулась от сильного удара по машине, открыла глаза и не сразу поняла, где находится. Дома, городская улица, какой-то дворик. Машина резко сдала назад, наехала на какое-то препятствие, снова вперед и покатила теперь уже без остановок.

Антон за рулем заметно нервничал, девица, сзади обдавая ее щеку нездоровым дыханием, без конца диктовала ему, что делать. Из их разговора Света и поняла, что случилось. Они снова убили!!! Убили Геральда, по вине которого Игорь потерял пальцы.

– Нам надо было его убить, понятно? – больно щипала ее девица за мочку уха, заставляя слушать и двигаться быстрее, когда они пересаживались из одной машины в другую. – Одного доктора твой дружок убил, скрылся с места преступления на своей машине. Теперь вот второго вы уже с ним вместе замочили. Молодцы, соседи!!!

Света зажмурилась и через минуту снова провалилась в сон, сделавшийся теперь тяжелым и черным. Очнулась, когда они уже доехали до дома. Но не стала подавать вида, что не спит. И им пришлось ее самим тащить до дверей, а потом до люка в подпол. Устали, вспотели, девица постоянно чертыхалась.

Может, поэтому они забыли ее связать? Или не забыли?

Света доползла до стенки, поднялась по ней, встала в полный рост. Рядом оказалась посудная полка с чашками, банками. Света пошарила взглядом, в одной банке оказалось воды наполовину. Она понюхала, не вляпаться бы снова в снотворное, взболтала, вроде чисто, жадно выпила до глотка. Стало немного легче и стоять, и двигаться. Она медленно пошла к двери. Добравшись, толкнула. Не заперто.

Да, эти звери запирали лишь сарай, в котором прятали машину Игоря. В доме брать у них было нечего. И еще заедал замок постоянно. В прошлый раз они долго скандалили по этому поводу. Антон не мог попасть в дом после того, как вернулся с покупками. А девица прыгала по полу и безуспешно крутила головку замка, ругаясь, как портовый рабочий. Решили больше не запираться.

И слава богу!!!

Она выбралась на улицу, и тут же дыхание перехватило. Деревню заносило снегом. Такой разбушевавшейся стихии она не помнила. Может, потому, что из дома никогда в такую непогоду не выходила? Сидела в теплом уюте своей квартирки с поджатыми ногами и с книгой в руках. Посматривала на окошко, за которым бесился ветер, и, ежась, снова углублялась в чтение. Потом в коленки ей утыкался влажный черный собачий нос, и она шла следом за собакой на кухню. Там кормила Дружища, себя, готовила что-нибудь Зайцеву…

Господи! Это же не ее жизнь-то, а совсем другая! В ее жизни не было собаки, не было Зайцева, не было теплой квартирки с удобным диваном, с которого не хотелось слезать. В воспоминаниях о ее жизни остались лишь боль утраты после смерти Зойки, легкая обида на мать и отчима, которым сейчас славно отдыхалось за границей, и отчаяние от невозможности наказать виновных.

А вот в жизни, где был Зайцев, его собака, его кухня с тарелками на столе, полными кусков жареной курицы или мяса, и сковородками жареной картошки, все было иначе. В этой жизни теплилась надежда на счастье, добро, любовь. В этой жизни ей хотелось остаться.

Сунув глубже нос в воротник короткой куртки, которую ей даровала со своего худосочного плеча девица, Светлана медленно пошла в сторону соседнего дома. Там светились все окна. Светились приятным оранжевым теплом.

Почему-то чудилось, пока она шла, что в доме том много хороших людей живет и детей еще. Они не оставят ее в беде. Они помогут. Надо только суметь добраться, надо только умело ставить ноги, которые почти не слушаются. И постучать. Громко, настойчиво, чтобы люди поняли, как ей плохо сейчас. Безнадежно плохо!

Она навалилась всем телом на металлическую дверь, подняла руку для удара и тут же уронила ее. Сил не осталось вовсе. Голова без шапки отмерзла, в волосы набился снег и колол кожу иголками. Пальцы рук застыли в странном растопыренном состоянии и сделались деревянными, в кулак не сжимались. Или стали тряпочными, потому что стукнуть пятерней в дверь не вышло. Пятерня скользнула по холодному металлу и упала вниз.

Она замерзает!!! И засыпает! Сейчас она свалится снопом перед этой запертой дверью, за которой живет чье-то счастье, и умрет.

Вдруг лицу сделалось тепло. Почему? Она плачет? Да, что-то стекает по щекам, немного приводя ее в чувство. Она плачет.

Упав на коленки, Светлана дотянулась до дверной ручки подбородком, пристроила его на нее и начала нажимать. Ручка медленно поднималась и опускалась, поднималась и опускалась. Может, это привлечет к ней внимание?! Может, этот знак ее присутствия на чужом крыльце будет обнаружен?!

Подбородок одеревенел, Светлана прислонилась лбом к двери и застыла на мгновение. Ее никто не обнаружил. Надо стучать, надо!!! Хоть как-то! И тогда она начала стучать лбом о дверь. Чуть отводила голову назад – это еще могло у нее получаться – и резко подавалась вперед. Еще назад и резко вперед. Руки болтались вдоль тела, будто не ее. Ноги в коленках она не ощущала. Кажется, оставалось жить лишь ее сердце, а в сердце том один-единственный человек – Зайцев.

Она не могла…

Не могла себе позволить уснуть и замерзнуть совсем рядом с людьми!!! Это подло! Она тут, рядом, люди!!! Помогите же ей!!! Ей так много через что пришлось пройти, услышьте же ее, помогите!!!

Когда раздался щелчок поворачиваемого ключа в замке, она уже почти отключилась. Дверь подалась вперед, и Светлана ухнула лицом вниз прямо к чьим-то ногам в клетчатых тапках. Это было последнее, что она увидела и запомнила. Нет, был еще чей-то испуганный то ли писк, то ли визг и топот, топот множества ног, и все – пустота…

– Светочка, дружок, как ты, малыш? Как поживаешь?

Голос матери в телефонной трубке казался чем-то нереальным, почти потусторонним. Это оттого, что они давно не виделись? Или существовала какая-то другая причина?