Проклятая сабля крымского хана - Ольга Баскова

— Не надо назад, великий хан! Не ведись на хитрость русских! Наше войско вдесятеро больше! Сейчас оно сметет их! Подожди немного!

— Да какая хитрость! — Лицо хана покрылось бледностью, глаза пылали гневом. — Какая хитрость? Наш арьергард громят! Вы не думаете, что теперь они ударят по тылам? Назад, назад! — Он махал рукой, стараясь привлечь внимание воинов.

Военачальники, окружив хана, тихо переговаривались между собой. Девлет Гирей видел их недовольство, понимал, что они по-своему правы, но решать все же ему и отвечать тоже! Нельзя допустить разгрома своего войска! Надо добить русских здесь — и тогда путь свободен.

Мирзы нехотя скомандовали отступление. «Сейчас дадим бой — и на Тулу!» — пытался успокоить их хан. Воины медленно, но верно двигались к селу Молоди, со всех сторон окруженному дремучими лесами, куда еще недавно их не пустили хворостининские бойцы. На западе, на пологих холмах, мужики заставили лес отступить, вырубили деревья и распахали земли. На небольшом возвышении, в месте слияния рек Молодки и Рожай, сверкала золотым крестом маленькая деревянная церковь Вознесения. Татары покрикивали на усталых коней, что-то недовольно бурчали в усы. Отряд Хворостинина, изрядно поредевший, поднимал пыль где-то вдали. Сыны степей, истошно крича, преследовали его. Когда они наткнулись на гуляй-город, выросший будто из-под земли, басурманы завопили еще громче. Что-то громыхнуло, застрекотало — это ответил огнем из трех тысяч пищалей сидевший в засаде у подножия холма стрелецкиий полк. Огонь смёл конницу, отбросил ее назад. Сидя на Бельбеке и прикрывая глаза ладонью, великий хан видел, как из-за холма, сквозь пороховой дым, выскочили русские воины и кинулись на татар. Высокий широкоплечий человек с молодым безбородым лицом отрывисто отдавал приказания. Девлет Гирей заморгал и чуть не свалился с коня. Он не ведал, что молодой воевода был Дмитрий Хворостинин, измотавший его войско, и понятия не имел, что он хитрыми маневрами заманивает ханских бойцов к гуляй-городу. Когда снова загромыхали пищали, заохали пушки и татары начали падать с коней, словно подкошенные, крымский хан все понял. Ловушка, шайтан его побери! Он поскакал в самую гущу и истошно закричал, но в грохоте и дыму его никто не слышал. Русские воины окружали янычар, их становилось все больше и больше (к ним присоединились полк Воротынского и казаки Черкашина), начав затяжную битву. Татары растерялись. Девлет Гирей, еле удерживая поводья, молил Аллаха, чтобы его воины прорвали оборону. Проклятые шайтаны! Если начнется затяжная битва, татары побегут. Они не умеют вести затяжные сражения. Мимо него, зажимая раненое окровавленное плечо, проскакал янычар Оскар, крикнув на ходу:

— Беда, хан! Теребердея-мурзу убили! Шайтан-арба впереди!

Девлет Гирей затрясся. Он видел, как его храбрые бойцы один за другим удобряли кровью землю. Их становилось все меньше и меньше… «Отступить?» — подумал хан и покачал седой головой. Русские подготовили им серьезную ловушку. Отступить — значило не сохранить многие жизни, а оставить у себя в тылу могучего врага. «Уничтожить, уничтожить», — шептал он и вел новые и новые силы на гуляй-город. Стиснув зубы, Девлет Гирей видел: могучие воины гибнут… В строй встали даже те, кому доверяли только готовить еду. Крымцы и османы лезли на щиты, валились вниз, устилали холм трупами. Некоторые, отчаявшись, рубили щиты саблями, расшатывали руками, стараясь добраться до бойцов, но московиты рубили им руки, несчастные трясли кровавыми обрубками, и ужасные стоны оглашали поле. Им не под силу взять укрепление. Не под силу… И Девлет Гирей зарыдал, уткнувшись в косматую гриву коня… Он предчувствовал: это сражение они проиграли. «Не показывать слез!» — приказал хан сам себе, вытер глаза, красные от пыли и порохового дыма, и приосанился. К нему подъезжали военачальники, он слал и слал новые отряды… иногда наступали короткие передышки, но Девлет Гирей не ел и не спал, лишь иногда жадно пил теплую воду, отдававшую тиной, и с маниакальным упорством приказывал штурмовать русских. Так прошло четыре дня. Крымский хан видел, что проклятые московиты тоже не ели и не спали (ох, если б великий хан знал, что у них кончилось продовольствие и они уже съели несколько боевых коней), стояли насмерть, не отдавая и пяди своей земли.

— Что же делать? — Этот вопрос носился в воздухе, но на него никто не мог дать ответ. На пятый день, когда на землю спустились сумерки, Девлет Гирей призвал к себе военачальников, посоветовал не тратить силы.

— Мы ринемся на врага утром! — стараясь выглядеть бодрым, произнес он. — Мы дожмем его, мы победим.

Князья и мурзы молчали. Девлет Гирей видел, что они устали и измучились. Грязные, истощенные, с тусклыми глазами, с лицами, покрытыми корками грязи и крови, они представляли жалкое зрелище и нуждались в хорошем отдыхе. Но какой отдых, когда противник не собирается отдыхать!

— Они продолжают атаковать, — тихо сказал Оскар-мурза.

Девлет Гирей качнул головой:

— Не слишком усердствуйте, отбивая атаки. Сохраните силы для утреннего сражения.

Военачальники разъехались по своим местам, и вскоре Девлет Гирей радостно заметил, что пальба стихает, пушки уже не грохочут, как гром в грозу, небо не озаряется вспышками. Видимо, русские тоже измучились и решились на передышку. Крымский хан довольно потер руки. Если все получится так, как он задумал… Все же их больше, они возьмут если не силой, то количеством… Пришпорив Бельбека, он поехал в стан татар, наблюдая, как его люди, радуясь долгожданному прекращению боя, кормили лошадей, жарили мясо на кострах, приводили в порядок оружие. В стане русских тоже горели костры.

— Завтра утром решающий штурм, — бросил хан подъехавшему к нему Дивей-мурзе. Тот отвернулся, ничего не ответив. «Никто не ожидал такого от русских». — Хан поехал к шатру, возведенному для него, чтобы немного прикорнуть на расстеленном ковре, но неожиданно пальба возобновилась, красные сполохи прорезали тьму, и русские воины, как саранча, выбежав из лощины, защищенные сумраком, набросились на татар, расслабленных передышкой. Хан стеганул Бельбека, поскакал назад, краем глаза увидев, как два дюжих молодца схватили коня Дивей-мурзы под уздцы, стащили всадника и куда-то повели. Громыхали пушки, ядра катились, не переставая, а следом за ними летел тот самый молодой воевода с круглым безбородым лицом, сея смерть и ужас. Неожиданное нападение русских превратилось в страшное избиение татар. Девлет Гирея нагнал Оскар-мурза.

— Отступать надо, господин! — Он старался перекричать канонаду. — Армию потеряем!

— Нет! — истошно завопил крымский хан и застучал кулаками по крупу несчастного Бельбека. — Если мы отступим, то потеряем неизмеримо больше!

— Хочешь погубить все население своего полуострова? — заорал в ответ и военачальник. — Если не можешь принять правильное решение… — Он не успел договорить, пошатнулся: изо рта показалась алая струйка, и мурза свалился под ноги своего коня. Девлет Гирей, завороженный, смотрел на смерть своих людей. Когда ему доложили, что убиты его сын и внук, сломленный хан, потерявший надежду вернуть саблю, приказал отступать, и его войско бросилось назад, не разбирая дороги. А русские кинулись следом и, опьяненные кровью, продолжали убивать, опомнившись только тогда, когда измученные крымцы и османы переправились через Оку. Девлет Гирей и другие военачальники, заметив, что московиты прекратили погоню, расположились в поле на зеленой, еще не вытоптанной траве и подсчитали потери. В Крым возвращалось двадцать тысяч человек…