Цена счастья - Джорджет Хейер

— Только не я, мистер Пислейк! — заволновался Чарльз.

— Ты меня слышал? — грозно вопросил Пислейк.

— Я не пойду! Я согласен подчиняться вам и прошу прощения за своеволие. Но я не хочу слушать, как он будет спрашивать меня, не глухой ли я и понимаю ли простой английский язык. Нет уж, спасибо! И с вашей стороны нехорошо будет приказывать Роберту идти туда! — добавил он, увидев, что дворецкий перевел взгляд на его напарника.

— Мне следует попросить совета у мистера Уилтона! — решил Пислейк.

Это заявление было встречено с единодушным одобрением. Единственным из слуг, кто мог бы рассчитывать на то, что останется невредимым, когда милорд пребывал в дурном настроении, был его управляющий, служивший в Клейкроссе задолго до рождения его светлости. Уилтон выслушал дворецкого и после минутного размышления изрек:

— Боюсь, он не будет доволен. Но считаю, что следует доложить об этом.

— Да, мистер Уилтон. Я придерживаюсь того же мнения, — согласился Пислейк и бесстрастно добавил: — Правда, он приказал, чтобы его не беспокоили.

— Понятно, — сказал управляющий, осторожно кладя перо на поднос, специально приготовленный для этого. — В таком случае я сам доложу его светлости, если хотите.

— Спасибо, мистер Уилтон, конечно хочу! — с благодарностью воскликнул Пислейк, выходя следом за ним из конторы и с почтением наблюдая, как тот бесстрашно двинулся в сторону библиотеки.

Ротерхэм сидел за столом, на котором громоздилась кипа бумаг. Когда двери приотворилась, он проворчал, не поднимая головы от документа, который внимательно читал:

— Когда я говорю, чтобы меня не беспокоили, то я имею в виду именно это. Вон!

— Прошу прощения у вашей светлости, — с непоколебимым спокойствием отозвался управляющий. Маркиз поднял голову, и его гнев слегка утих.

— А, это вы, Уилтон! В чем дело?

— Я пришел сообщить вашей светлости, что мистер Монксли желает вас видеть.

— Напиши ему, что я уехал в деревню и никого не принимаю.

— Милорд, мистер Монксли уже здесь.

Ротерхэм швырнул бумагу на стол:

— Ах, черт побери! И что теперь делать?

Мистер Уилтон ничего не ответил и продолжал безмятежно ждать.

— Видимо, придется с ним встретиться! — раздраженно бросил Ротерхэм. — Скажите, пусть войдет! И предупредите, чтобы он не оставался здесь больше, чем на одну ночь.

Управляющий поклонился и двинулся к двери.

— Подождите! — воскликнул Ротерхэм, пораженный внезапной мыслью. — А какого дьявола вы стали объявлять визитеров, Уилтон? Я держу в доме дворецкого с четырьмя лакеями и не понимаю, почему вы должны выполнять их обязанности. Где Пислейк?

— Он здесь, милорд, — спокойно ответил Уилтон.

— А тогда почему он не сообщил мне о прибытии мистера Монксли?

Но мистер Уилтон не испугался грозной интонации в голосе хозяина и не ответил на вопрос. Он просто пристально посмотрел на маркиза.

Ротерхэм криво усмехнулся:

— Трусливый идиот! Нет, я имею в виду не вас, и вы знаете это. Уилтон, у меня хандра!

— Да, милорд. Заметно, что вы немного не в духе.

Ротерхэм расхохотался:

— Почему вы не скажете прямо, что я рычу, как медведь? Ладно, теперь уходите. Вы, по крайней мере, хоть не трясетесь как осиновый лист, когда я просто гляжу на вас!

— О нет, милорд. Я знаю вас уже очень долго и вполне привык к вашим приступам раздражительности, — успокоил его управляющий.

Во взгляде Ротерхэма промелькнуло одобрение.

— Уилтон, вы никогда не выходите из себя?

— В моем положении, милорд, нужно уметь обуздывать свое дурное настроение.

Ротерхэм вскинул руку:

— Замолчите! Как вы смеете, черт побери!

Уилтон лишь улыбнулся в ответ:

— Так я приведу к вам мистера Монксли, милорд?

— Нет! Ни в коем случае! Пусть это сделает Пислейк. Можете передать ему, если хотите, что я не откушу ему нос.

— Слушаюсь, ваша светлость! — сказал старый управляющий и вышел из библиотеки.

Несколькими минутами позже дворецкий распахнул дверь и объявил имя визитера. Старший из воспитанников Ротерхэма решительным шагом вошел комнату.

Это был стройный молодой джентльмен, одетый по последней моде: в обтягивающие панталоны ярко-желтого цвета и рубашку с накрахмаленным воротничком, стоящим так высоко, что он закрывал скулы. Было видно, что юношу сейчас раздирают противоречивые чувства. В глазах сверкал гнев, а щеки от страха побледнели. Он дошел до середины комнаты, сглотнул слюну, глубоко вздохну и выпалил:

— Кузен Ротерхэм, я должен поговорить с вами!

— Где ты, черт возьми, взял этот отвратительный жилет? — спросил маркиз.

Так как мистер Монксли, сидевший до этого в Зеленой гостиной, был занят тем, что мысленно сочинял и репетировал свою вступительную речь этот совершенно неожиданный вопрос сбил его с толку. Он заморгал и забормотал, заикаясь:

— Он не от-отвратительный. Он очень м-модный.

— Чтобы я его больше не видел! Что тебе нужно?

Задетый за живое, мистер Монксли не знал, что сказать. С одной стороны, юноше очень хотелось защитить собственный вкус в области жилетов, с другой — ему был предоставлен шанс произнести свою вступительную речь. Он выбрал второе, еще раз глубоко вздохнул и начал на высокой ноте и излишне торопливо:

— Кузен Ротерхэм! Вы можете не находить приятным мой визит, вам может не понравиться то, что я должен сказать, вы можете не захотеть отвечать мне. Но тем не менее вы не можете меня прогнать. Мне необходимо…

— А тебя никто не гонит.

— Мне необходимо побеседовать с вами!

— Ты уже беседуешь со мной и наговорил довольно много. Сколько тебе нужно?

Задыхаясь от негодования, мистер Монксли сказал:

— Я приехал не за деньгами! Мне не нужны никакие деньги!

— Боже мой! Неужели у тебя нет долгов?

— Нет! Во всяком случае, больших, — поправился юноша. — И если бы я не должен был ехать сюда, в Клейкросс, денег у меня в кошельке было бы достаточно. Естественно, я не ожидал таких расходов. Невозможно жить экономно, если ты вынужден ехать через всю страну, но это не моя вина. Сначала я нанял лошадь до Олдерсгейта, потом купил билет на почтовый дилижанс, затем надо было дать чаевые охране и, конечно, кучеру. Наконец, нанял фаэтон, который довез меня сюда из Глостершира. А в результате я вынужден просить у вас дать мне деньги вперед из моего содержания на следующий квартал, если вы, разумеется, не захотите мне их ссудить. Вы, наверное, думаете, что мне следовало бы путешествовать в почтовой карете, но…