Барбаросса - Михаил Попов

О. X. Ты смирился?

К. М. Пока я раздумывал, у меня отняли право выбора. Однажды ночью в дверь моей лачуги постучали. Это были люди Харуджа. Они велели, чтобы я собирался, чтобы взял все свои инструменты и вообще все, что мне нужно для работы. Я сказал, что не смогу все это унести. Тогда они сказали, что помогут мне.

О. X. Харудж находился тогда не на Джербе?

К. М. Her знаю, где он находился, меня большую часть дороги везли с завязанными глазами.

О. X. Но Джерба – остров, ты не мог не почувствовать, если тебя пересаживали с коня на корабль?

К. М. Мог.

О. X. Не лги.

К. М. Ангелы Господни, зачем мне лгать?

О. X. Не призывай ангелов в лжесвидетели.

К. М, Истинно говорю, не мог я ничего понять и почувствовать, ибо был бесчувствен.

О. X. Они ударили тебя по голове?

К. М. Бог миловал, кроме того, им были дороги сведения, имевшиеся у меня в голове. Они просто заставили меня выпить полмеха терпкого вина.

О. X. Где ты очнулся?

К. М. В некой крепости, в помещении просторном и сухом, стены оштукатурены. Дверь заперта снаружи. В комнате только кровать деревянная и кувшин с водою. Вода была очень кстати.

О. X. Тебя сразу отвели к Харуджу?

К. М. Ни в тот день, ни на следующий.

О. X. Кто-нибудь с тобой разговаривал?

К. М. Никто, мне просто приносили еду и воду и выводили гулять в небольшой сад.

О. X. Тебя кормили как заключенного?

К. М. Нет, меня кормили как гостя. Единственное, в чем мне отказывали, так это в вине.

О. X. Тебе объяснили почему?

К. М. Мне вообще ничего не объясняли. Я ведь даже не знал, где именно нахожусь, я мог только догадываться, чьи люди меня увезли.

О. X. Так тебе даже не было сообщено, что ты в гостях у Харуджа?

К. М. Нет.

О. X. Как вели себя окружающие?

К. М. Я никого почти не видел, но мне показалось, что не только я, но и весь замок живет ожиданием.

О. X. Ожиданием чего?

К. М. Тогда мне было трудно понять, но теперь-то я знаю, что в течение целого месяца Харудж находился в зыбком положении между жизнью и смертью.

О. X. Как ты понял, что началось улучшение?

К. М. Мне сказали об этом. Молодой сарацин, очень богато одетый, черноусый. Он вел себя как большой начальник.

О. X. Как его звали?

К. М. Он не сказал мне своего имени.

О. X. Он отвел тебя к Харуджу?

К. М. Да.

О. X. В каком ты нашел его состоянии?

К. М. Он был еще очень плох, бледен, худ, но сразу стало понятно, что жизни его уже ничто нe угрожает.

О. X. Ты берешь на себя смелость делать такие выводы?

К. М. Как-никак я сын лекаря.

О. X. Помнится, ты не слишком лестно отзывался о его уроках.

К. М. Оказывается, можно приобрести кое-какие знания и помимо воли.

О. X. Ты осмотрел его руку?

К. М. Для этого меня и привезли.

О. X. Какова была рана?

К. М. Чудовищная.

О. X. Кто его лечил?

К. М. Какой-то коновал в золотом тюрбане. Восточные врачи весьма искусны в рассуждениях, никогда не идут к больному без гадательной книги и ароматических палочек, иногда могут составить питье против запора, но уже в искусстве пускания крови они профаны. Что уж тут говорить о раздробленной руке! Их было пятеро у постели Харуджа, когда у него пошел из открывшейся раны очередной осколок кости. Вид гноя и крови привел их в смятение, и, если бы не я, пират отдал бы душу своему Богу.

О. X. В данном случае я на стороне восточной медицины.

К. М. Пожалуй. Но вы не должны забывать, что, спасая его жизнь, я спасал и свою.

О. X. Слабое утешение.

К. М. Как вам будет угодно.

О. X. Он сам вам сказал, что собирается сделать себе протез?

К. М. Да, сам, во время первого же разговора. Я тащил щипцами осколок кости, а он говорил мне, что желал бы видеть на месте потерянной руки механическую.

О. X. Это было похоже на бред?

К. М. Нисколько. У него были вполне ясные планы на этот счет.

О. X. Что ты имеешь в виду?

К. М. Он сказал мне, что желает, чтобы рука не только висела просто так, но и двигалась.

О. X. Это пожелание разве не показалось тебе бредовым?

К. М. В тот момент я, конечно, ужаснулся. Одно дело изготовить ложный сустав на кожаных петлях для ноги какого-нибудь портового торговца, другое дело оживить руку правителя. Причем такого жестокого, как Харудж. Ну, сказал я себе, и попал же ты, парень. Когда меня отвели к себе, я лег на жесткую кровать и стал думать.

О. X. Сколько времени тебе дали на раздумье?

К. М. Меня никто не торопил, кроме меня самого. Когда мне в голову пришла хорошая мысль, я сам попросил отвести меня к правителю.

О. X. Он выглядел лучше, чем в предыдущий раз?

К. М. Заметно. Он явно шел на поправку. Рана затянулась. Можно было приступать к делу.

О. X. Ты уже знал, что будешь делать?

К. М. Конечно. Я не только знал, но и был уверен, что у меня получится.

О. X. А Харудж интересовался подробностями?

К. М. Да, это меня и удивило.

О. X. Что тут удивительного?

К. М. Обычно те, кто прибегал к моим услугам, доверяли мне полностью. Они были уверены, что я буду стараться.

О. X. На чем была основана эта уверенность?

К. М. На том, что заранее сообщалось, что возможны две формы расчета: или кошелек в руки, или саблей по шее.

О. X. Да, выхода у тебя не было.

К. М. Харудж входил во все детали. Выспросил не только то, из чего будет сделан протез, но и как. Я задумал применить особые, длинные пружины, он сразу поинтересовался, где я рассчитываю их найти.

О. X. И где же?

К. М. Таких нигде нельзя было отыскать.

О. X. Ты взялся их изготовить?

К. М. Вы угадали, святой отец.

О. X. Ты не рассказывал мне о том, что когда-либо занимался плавильным делом.

К. М. Я не рассказывал вам и о том, что задумал пружины делать из особого сплава. Как вы догадались?

О. X. Вопросы задаю я.