Раб моих желаний - Джоанна Линдсей

— Такая женственность для вас достаточна? — сказала она с соблазнительным мурлыканьем.

— Это скорее безжалостность — или ты хочешь, чтобы я понес тебя в кровать прямо сейчас?

Действительно, она бы вовсе не возражала, но сказала вместо этого:

— Вы не забыли, что приказали приготовить ванну?

— Если ты говоришь это для того, чтобы охладить мой пыл, то ты забыла, что эту ванну я заказал — с тобой в ней.

— Нет, я не забыла, но похоже, она будет опять холодная, — предупредила она.

— Ты возражаешь?

— Разве я тогда возражала?

Он снял ее с колен.

— Иди тогда и принеси вина. Я думаю, теперь ты от него не откажешься?

— Нет, я думаю, что не откажусь.

Ровена еще не привыкла к такой словесной игре. Щеки ее пылали, сердце стучало. Да, после всего, что было, она, похоже, все еще пленница — своих собственных желаний. Однако, возможно, что и Уоррик тоже.

— Я послал человека на Джильдское Поле разведать обстановку. К тому времени, когда он вернулся и сказал, что там ничего нет, я получил уже сообщение об армии, которая движется на север в сторону Фулкхеста.

— Так вы знали про армию, которая прячется в ваших лесах? — воскликнула Ровена. — Вы позволите мне пытаться убеждать вас так и эдак, предупреждая об опасности, в то время как вы…

— Что ты имеешь в виду? — спросил Уоррик. — Разве я не выслушал тебя от слова до слова?

— Вы смеялись, слушая меня, — негодующе произнесла она.

— Не над всем.

Она замолчала. Он опять спрашивал имя ее брата. Потом он пытался выяснить, где расположены ее земли, думая, возможно, что Гильберт где-то там. Он совсем рассердился, когда она не ответила ему на эти расспросы, и Ровена могла только догадываться, насколько же он зол на Гильберта.

Они еще не покидали комнаты нынешним утром, хотя Уоррик поднялся еще несколько часов назад. Войско Гилберта или то, что от него осталось, не осадило замок ночью и не похоже было, что собирается это сделать теперь. Однако Ровена спросила его, почему он вернулся прежде времени в Фулкхест. Об этом он теперь и рассказывал ей — когда она его не прерывала.

Он подождал немного, увидел, что она молчит, и продолжил:

— Поскольку мы не обнаружили эту армию после первого похода, я счел более благоразумным вернуться домой. Это было то, что я мог ожидать от д'Эмбрея, выманить меня из Фулкхеста и атаковать его в мое отсутствие. Вместо этого здесь оказался твой брат, который решил воспользоваться тем, что меня нет. Интересно, возможно, д'Эмбрей натолкнулся на армию твоего брата и подумал, что это моя. Если так, то он наверное был в бешенстве, решив, что я разгадал его план.

А Уоррик был бы в крайнем бешенстве, если бы узнал, что ее брат и д'Эмбрей — одно и то же лицо.

Он мог бы догадаться сейчас об этом, Ровену удивляло, как он не додумался, ведь только одна армия была обнаружена в лесах. Но чтобы прийти к верному заключению, ему пришлось бы признать, что это злейший враг схватил его и приковал в Киркбурге, и было похоже, что он готов принять любую другую версию, даже безумно малоправдоподобную, лишь бы не вспоминать этого неприятного момента своей жизни.

Она слишком долго не признавалась ему. Сразу же, когда он сказал, что не убьет ее, надо было сказать ему правду. Теперь, если он узнает, то решит, что она молчала, потому что находилась в сговоре с Гилбертом и соблазняла его, чтобы выведать его планы.

В конце концов, как он может поверить в то, что она ненавидит своего сводного брата, когда по ситуации кажется, что она действовала вместе с ним против Уоррика?

Если она скажет правду, то не только вызовет его гнев, и он, скорее всего, опять начнет мстить. Она не перенесет такого теперь, когда она испытывает такие сильные чувства к этому человеку.

Она знала, глупость — позволить себе эти чувства. Милдред предупреждала ее о такой возможности. Она посмеялась тогда, но сейчас не видела, как могла бы этого избежать, поскольку все происходило незаметно для нее самой. Причина, наверное, в проклятом желании, которое так переполняло ее, что она не могла его контролировать. И трудно ненавидеть человека, который доставлял ей столько удовольствия в постели. Еще труднее плохо относиться к тому, кто проявил такую мягкость к ней.

Она закончила расчесывать свои волосы и стала заплетать их в косу. Она опять одела свой желтый корсет. Это не вызвало никаких замечаний ни вчера, ни пока еще сегодня.

Она повернулась к нему спросить:

— Вы не думаете, что д'Эмбрей попытается еще что-нибудь сделать?

Уоррик откинулся на спину на кровати, где он сидел и наблюдал за ней.

— Я не собираюсь давать ему такую возможность. Я буду у его замка через два дня.

Пальцы Ровены, заплетавшей косы, замерли, ком подступил к горлу.

— Возле которого? У него их несколько.

— Да, и некоторые под его контролем, на которые он не имеет права. Но его главная крепость, замок Эмбрей, я возьму. Надеюсь, к тому времени он будет там.

Если Гилберта не будет, то мать Ровены, там наверняка. Леди Анна, может быть, наконец освободится из-под власти Гилберта — или нет, если Гилберт не захочет сдаваться, и бой перейдет на территорию замка, тогда она может быть убита.

— Вы и ваши люди — убиваете всех, когда берете замок? — нерешительно спросила она.

— Разве кто-нибудь был убит в Киркбурге?

— Киркбург не защищался, — напомнила она ему. — Эмбрей будет.

— Мужчины всегда гибнут в сражениях, Ровена, но население я не трогаю. — Затем он сел. — Почему ты спрашиваешь? Может быть, ты мне объяснишь, почему беспокоишься о людях, которых даже не знаешь…

— Не надо меня запугивать так прямо с утра. Я просто подумала о женщинах и детях. Есть ли семья у этого лорда, жена, мать?

— Никого, поскольку его отец умер… нет, действительно, есть вдова с дочерью, но они ему не родные.

— И все же, я слышала, ты убиваешь всю семью, когда идешь на врага.

Он усмехнулся:

— Про меня говорят множество всяких вещей. Едва ли половина из этого правда.

Он не ответил ей прямо то, чего она так хотела услышать, и она спросила:

— Значит, ты не убьешь этих женщин, хотя они имеют отношение к лорду Эмбрею?

Он наконец рассердился.

— Если бы я был способен убивать женщин, Ровена, ты бы не задавала сейчас такие глупые вопросы.

Она отвернулась от него, но он успел заметить, как ее задели его слова. Он подошел к ней сзади и притянул к себе.

— Я не хотел, чтобы это так прозвучало, просто прояснил суть дела, — сказал он. — Ты думаешь, мне приятно слышать эти твои вопросы, по которым ясно, каким дурным ты меня считаешь? Я думал, ты уже не считаешь меня страшным.