Бумерит - Кен Уилбер

Кэрлтон ушла со сцены под хохот аудитории. Появилась Лиза Пауэлл – единственная, кому начинали аплодировать ещё до начала выступления. Интересно, как мы будем чувствовать себя после её хирургического вмешательства.

Слайд № 6. «Фуко и генеалогия». Аплодисменты быстро сменились стонами.

– Внезапно, я как будто пробудился. Дирк и Энтони с молчаливым интересом смотрели на меня, ожидая, как же я отвечу на этот неожиданный вопрос: «Ты уже достиг просветления?» Я быстро оценил обстановку: я в баре, выпиваю и пускаю слюни на горячих малышек, играющих в боулинг. Одна из них неожиданно подходит ко мне и, даже не представившись, в лоб задаёт очень личный и глубокий вопрос. Какого чёрта тут происходит? Я помолчал, и, взглянув на себя, утопающего в похоти, алкоголе и сигаретах, глазами этой умной и живой женщины, решил, что сегодня как-то не чувствую себя особенно просветлённым.

– Я сказал: «Вообще-то нет, но это очень интересный вопрос. Может быть, обсудим его в другой обстановке?» Мне казалось, что вокруг меня танцуют бабочки, я чувствовал электричество в своих венах.

– Ладно, меня зовут Дарла. Я была на одном из твоих концертов в Чикаго. Вообще-то, у нас с тобой в Чикаго есть общий друг, но у него не было шанса нас познакомить, поэтому я решила просто подойти и поздороваться. Только не думай, что я группи или что-нибудь в этом роде.

– Меня переполняло желание обнять и поцеловать её, но я старался держать себя в руках. Потом я довольно неуклюже попытался узнать её номер – никогда не думал, что скажу что-то подобное, особенно модели, особенно в боулинге: «Вообще-то, я часто бываю в Чикаго, так что, может, как-нибудь встретимся и поговорим о просветлении?»

Прервав рассказ, Стюарт вдруг покатился от смеха. Очевидно, его забавляла нелепость ситуации: супермодель, боулинг, просветление – это вообще как, нормально?

– Дарла взглянула на меня, и я погрузился в состояние, противоположное анестезии, как будто принял галлюциноген, дающий полную осознанность. Тогда она ответила: «Ну, следующие два дня я буду в городе – участвую в одном шоу для Дайтонс – так что, если хочешь встретиться, вот мой номер».

– Она написала свой номер на салфетке, попрощалась с нами, и ушла своей идеальной походкой обратно на дорожку для боулинга. Дирк, Энтони и я изумлённо переглянулись. Я не хотел, чтобы друзья заметили моё волнение, но моя интуиция просто рвала и метала, крича мне о том, что я встретил удивительное человеческое существо, которое, к тому же, оказалось очень красивым. Я и пяти шагов не прошёл от двери заведения, как выхватил из кармана свой мобильник, набрал её номер и оставил сообщение, что весь следующий день буду свободен, поэтому могу встретиться с ней в любое удобное для неё время.

Мы все напряжённо молчали, жадно ловя каждое слово Стюарта. Даже Хлоя не открывала рта.

– На следующий день мы встретились в центре Миннеаполиса, и буквально в тот же момент, когда я увидел, как она выходит из отеля, я почувствовал у себя внутри свет. Мы погуляли вдоль Миссисипи, прошли по каменному арочному мосту и оказались на булыжной улочке, с которой был виден водопад. Первый час нашей прогулки она рассказывала о себе. Она рассказывала, а я слушал, ни на секунду не отвлекаясь, наблюдал, как она говорит и смеётся. Я был в неё влюблён.

– Та ночь пролетела, словно один миг. Восемь часов мы гуляли, разговаривали, смеялись и просто молча смотрели друг на друга. Ни она, ни я не хотели прощаться, но мы не могли пойти к ней в номер, потому что она жила с подругой, и не могли пойти ко мне домой, потому что у меня в этом городе вообще не было дома (казалось, Дарлу совсем не волнует, что я бродячий музыкант, который всё ещё живёт с родителями и ездит на мамином универсале).

– Мы сидели в машине, напряжение между нами всё нарастало, и тогда я несмело повернулся к ней и спросил: «Это было свидание?»

– Она немного подумала, а потом ответила: «Не знаю».

– «Хочешь поцеловаться?» – робко спросил я.

– Она покраснела и ответила: «Да».

– Я несколько секунд подождал, и, чтобы убедиться, что она всё правильно поняла, спросил: «Со мной?»

– Мы расхохотались. А потом случилось одно из главных событий в моей жизни: наш поцелуй.

– Во всех примерах, которые приводили мои коллеги, – начала Лиза Пауэлл, – будь то сотая обезьяна, похищения инопланетянами или мода на жертву, видна одна общая черта: чрезвычайное преувеличение важности собственного эго. Но все эти примеры бесхитростны и просты для понимания, однако подлинная причина удивительного успеха бумерита заключается в его способности влиять на намерения людей на самом тонком уровне.

– Мы можем придать своему исследованию серьёзности, если обратим внимание на фигуру Мишеля Фуко, оказавшего огромное влияние на всё движение постмодернизма и являющегося одним из его наиболее грамотных и уважаемых теоретиков. Тема моей собственной диссертации… приготовьтесь… звучала так: «Генеалогия корневого ризоматического сопротивления патриархальным означающим власти в ассиметричных телесно-ориентированных сексуальных отношениях диссоциированного взгляда иерархического Просвещения».

Многие в зале засмеялись, зааплодировали и со знающим видом начали переглядываться. Наверное, половина присутствующих писала такие же увлекательные работы.

– Фуко, – успокаивающим голосом продолжила Пауэлл, – наверное, один из наиболее тонких философов той постмодернистской традиции, которая впервые занялась целенаправленной критикой рациональности и всеобщего формализма. Эта традиция восходит к Ницше, и к ней, помимо Фуко, принадлежат Батай (Bataille), Башляр (Bachelard) и Кангилем (Canguilhem). Разработанные Фуко археология знания, анализирующая дискурс заданной эпохи на основании её документов и эпистем, и генеалогия, исследующая смену периодов, характеризующихся теми или иными преимущественно недискурсивными социальными практиками, внесли огромный вклад в развенчание концепций универсального формализма.

Ответом на её слова была гробовая тишина.

– Я вас понимаю – кажется, что всё это очень заумно. В общем-то, так оно и есть. Но общая идея проста. Фуко пытается сказать, что если вы исследуете предшествующие исторические эпохи и посмотрите, во что тогда верили люди, станет очевидно, что «истина» – это во многих отношениях произвольный, изменчивый, зависящий от культуры и формируемый историей феномен. Что, например, случилось с семью смертными грехами? Кто-нибудь в наше время вообще верит, что из-за обжорства или жадности может обречь себя на вечные муки в аду? Господи, да сейчас совершение всех семи смертных грехов почти стало обязательным требованием для поступления в большинство юридических колледжей.

Взрыв смеха в зале.

– В общем, если в прошлом за абсолютную истину принимали так много несуразностей, с чего нам считать, что сегодняшние истины в этом смысле отличаются от истин прошлого? Так называемая истина меняется практически с той же быстротой, что и мода на одежду.