Дважды не присягают - Максим Михайлов

— Я не понимаю, — бурчал Фашист. — Мы чего собственно здесь хотим обнаружить? Или тебе просто нравится шляться по этому вонючему клоповнику?

Волк терпеливо улыбался в ответ, и в который раз принимался объяснять:

— Мы же должны представлять себе в каких условиях придется работать. Как вообще устроены эти дома, где лучше заложить взрывчатку, как сюда доехать, наконец. Да мало ли что еще?

— По-моему, мы все это уже давно разглядели, — недовольно шипел Фашист. — Многоквартирные дома все стандартной постройки. Два этажа вверх, внизу подвал. Там и есть опорные колонны для несущих стен. Заряды надо будет размещать под них. Что ты еще хочешь увидеть?

— Как что? — тоже начинал раздражаться от непонятливости напарника Волк. — Надо же осмотреться, проникнуться духом этого места, понять, как и чем живут местные…

— Не все ли равно, — с циничной откровенностью прервал его Фашист. — Какая разница, как они живут, если мы пришли сюда их убить?

Волк счел за лучшее вовсе не отвечать на этот выпад, к тому же выкатившаяся откуда-то из подворотни прямо им под ноги ватага малышни позволила ему мотивированно отвлечься.

— Эй, осторожнее, ребятня, затопчете ведь! — добродушно расхохотался он, ловя растопыренными ладонями наиболее разгоряченных, летевших прямо на него мальчишек. Впереди босоногой пацанвы подскакивал ободранный кожаный мяч. «Мальчишки, они мальчишки и есть, во всем мире одинаковые», — умильно подумал Волк, отбивая мяч в сторону и глядя, как метнулись за ним через улицу смуглые поджарые фигурки.

Рев мотора вылетевшего на бешеной скорости из-за поворота черного мерседеса ударил по нервам, заставив его невольно вздрогнуть. Ребятня прыснула в рассыпную, освобождая дорогу невесть откуда взявшейся машине. Как местные умели водить автотранспорт, Волк прекрасно себе представлял. Считая, что учиться автоделу для мужчины занятие унизительное, большинство ливанских водителей права просто покупало, или обходилось вовсе даже без них, предпочитая учиться мастерству укрощения стального коня походу действия. И если где-нибудь в городах какие-то правила движения, благодаря контролю полиции еще соблюдались, то в таких вот деревнях, местные воротилы, разбогатевшие на контрабанде оружия и наркотиков, накопив денег на десятилетнее ржавое ведро, считали себя центром вселенной и не собирались утруждаться, заботясь о жизни окружающих пешеходов. Деревенские мальчишки, похоже, понимали это ничуть не хуже Волка, потому едва черный мерс показался из-за поворота, улица перед ним мгновенно опустела. Лишь один, самый мелкий, которому раньше все никак не удавалось дотянуться до мяча, вдруг метнулся наперерез машине за весело скачущей через улицу вожделенной игрушкой.

— Стой, дурак! Куда?! — забывшись, по-русски гаркнул ему вслед Волк, едва ли осознавая сейчас, что маленький ливанец вряд ли сможет его понять.

Резкий окрик за спиной, однако, подстегнул малыша. Ловко перехватив прыгающий по булыжникам мостовой мяч, пацаненок, уже развернулся, чтобы бежать обратно, но тут попавшая в щель между камнями нога неловко подвернулась и он, выпустив из рук игрушку, растянулся во весь рост. Истошно взвыл клаксон мерседеса, однако сбросить скорость водитель даже не подумал. Волк замер на мгновение, вглядываясь в ставшие вдруг огромными от страха глаза мальчишки, который явно уже никак не успевал подняться и отбежать с пути несущейся на него железной махины. Всего миг продолжался этот немой контакт глаз, испуганных и молящих одних, и растерянных, не знающих на что решиться других. А потому будто какая-то невидимая пружина, резко распрямившись, швырнула Волка вперед, прямо на дорогу. Распластавшись в длинном прыжке, проехавшись животом и грудью по шершавым булыжникам, наемник все же дотянулся до тонкой кисти руки мальчишки, сжал ее жесткими сильными пальцами. Потом он извернулся всем телом, рванул, выворачивая плечо из сустава, так что хрупкое худое тело арабчонка буквально взвилось в воздух, отлетая в сторону, падая на него. И тут мимо, обдав их пылью и копотью сгоревшей соляры, пронесся черный бок мерседеса. Мощные покрышки прошуршали по камням мостовой всего в нескольких сантиметрах от того места где лежали Волк и свалившийся на него, верещащий от страха мальчишка. Изрыгающий поток грязных ругательств Фашист, стоя над ними, рвал из-за спины зацепившийся за что-то автомат, но к тому времени, когда он, наконец, вскинул готовое к бою оружие, мерс, отчаянно скрипя тормозами, уже скрылся за поворотом.

Волк медленно сел, все еще прижимая к груди вздрагивающего мальчишку, оттер рукавом выступивший на лбу крупными каплями пот.

— Ты в порядке? Цел? — подбежавший Фашист тормошил за плечо, с беспокойством заглядывал в глаза.

— Вроде… — прислушавшись к своим ощущениям, пробормотал Волк. — А ты как, парень?

Мальчишка молчал, продолжая то и дело крупно вздрагивать всем телом, похоже, вопроса он даже не услышал, а может быть просто не понял.

— Да брось ты этого щенка, дядя Женя! — бесновался Фашист. — Сам-то как? Нормально все? Ничего не сломано? Руки-ноги двигаются?

— Да вроде в порядке все, — осторожно ссаживая арбчонка на асфальт и поднимаясь на ноги, выговорил Волк.

Постоял, переминаясь с ноги на ногу, подвигал плечами, нагнувшись, несколькими сильными ударами выбил из камуфлированных штанов пыль, и уже более уверенно повторил:

— Да, в порядке все.

— Ф-фух! — шумно выдохнул Фашист. — Ну и мудак же ты, дядя Женя! Мудак, прости Господи! Кой хрен тебя только под машину понес? Акробат, задроченный!

— Ладно, не ругайся! — сварливо прервал его Волк. — Так поступил бы каждый советский пионер.

— Оно и видно, что каждый пионер, — остывая, сплюнул через плечо Фашист. — Ленинцы пустоголовые! Наплодили, блин, дебилов-альтруистов. Пятый десяток уже корячится, а его все на подвиги тянет!

— Мухаммад! Мухаммад! — прорезал воздух пронзительный крик.

Мимо метнулась черная тень. «Будто ворона взмахнула крыльями!» — неожиданно подумал Волк. Женщина в традиционном черном платье с замотанным до самых глаз черным же платком лицом, кинулась из-за спины Волка к все еще сидящему на земле арабчонку, вздернула его на ноги, принялась ощупывать, тискать, прижимая к себе, бормоча что-то ласковое и бессвязное. Маленький Мухаммад, сносил эти проявления материнских чувств со снисходительным спокойствием настоящего мужчины. Он даже пытался утешать женщину, гладя ее по голове и тихо говоря ей что-то приличествующее случаю, мужественное и серьезное. Волк отступил на шаг, чтобы не мешать этой сцене и был так увлечен ею, что даже не заметил, как к нему подошел пожилой ливанец, опирающийся на старый ободранный костыль. Что рядом кто-то стоит, наемник понял лишь, когда тот заговорил:

— Благодарю Вас за спасение жизни моего племянника, — проскрипел старик, тряся редкой бородой с обильной проседью.

— Ну что вы, не стоит благодарности, — отмахнулся Волк, разворачиваясь чтобы уйти.

— Подождите, — старческая рука цепко схватила его за рукав куртки. — Назовите хотя бы свое имя. Чтобы мы знали за кого вознести хвалу Аллаху!