Авиатор: назад в СССР 11 - Михаил Дорин

Записку только написала. Когда приедет, не знаю. Не утруждайтесь, парни. У вас и без меня работы хватает, — тяжело сказал Николай, махнув ладонью.

Дальнейшее наше пребывание в его палате было совсем лишним. Теперь понятна причина, по которой он такой нервный. Супруга даже не пришла его проведать в больницу, а написала лишь записку.

Знаю, что мужиков нельзя жалеть. Это ведёт к их слабости. Но тут мне жаль, что так происходит в жизни Морозова.

В течение двух недель только и ходили слухи о расследовании аварии Су-27. Конструкторское бюро Сухого постоянно опрашивало инженеров и техников, а также лётчиков, которые летали именно на этом борту. Даже меня пару раз приглашали к членам комиссии, расспрашивая, что я видел.

Пересказывая события аварии и все внешние признаки пожара и отказа, можно было заметить одну интересную деталь в представителях Министерства. Они всеми силами пытались представить всё как ошибку в пилотировании Морозова.

Когда меня вызвали в третий раз, то собеседник в кабинете Гурцевича был один. Этот разговор с представителем КБ Сухого был мне организован по личной просьбе их руководства.

— Я недавно возглавил конструкторское бюро. Ранее работал в Министерстве авиационной промышленности. Плохо вот так начинать работу, но ничего не поделаешь.

— Пётр Михайлович, Сергей вам ответит на вопросы. Насколько это возможно, — сказал Гурцевич и оставил нас одних, выйдя из кабинета.

Человека напротив я видел первый раз в своей жизни. Представился он мне как генеральный конструктор фирмы Сухого Пётр Михайлович Самсонов.

Мощный лоб, кроткий взгляд серых глаз и аккуратно зачёсанные назад тёмные волосы. В начале нашего разговора он пытался шутить, разряжая обстановку. Потом и вовсе перешёл на вопросы, словно это интервью, а не беседа на тему авиационной аварии.

— Вы первый одержали победу в поединке двух лучших истребителей в мире. Не зазнаетесь? — улыбнулся Пётр Михайлович, поправляя воротник своей белой рубашки.

— Позвольте с вами не согласиться. Бой так и не был доведён до конца.

Самсонов посмеялся и отложил в сторону ручку.

— Мне приятно, что вы так открыты к разговору с потенциальным конкурентом. Насколько мне известно, вас взяли в конструкторское бюро МиГ?

— Да, но это к аварии не имеет никакого отношения. Что вы от меня хотите услышать? Я уже всё сказал на предыдущих беседах с представителями Министерства Авиационной промышленности.

Генеральный конструктор задумался, сложил руки и задумчиво почесал подбородок.

— Я знаю о вашем разговоре с Глебом Артаковичем Адмираловым.

Ого! Видимо, идеей о переднем горизонтальном оперении наш профессор поделился с «суховцами». Это радует.

— Мы с ним часто беседуем на такие темы.

— Теперь хочу услышать от вас лично мысль, что произошло с самолётом.

Да я ж откуда знаю⁈ Совсем меня за пророка считают?

— Здесь сложно что-то дельное вам сказать, — ответил я. — В кабине был другой человек. С ним не пробовали беседовать?

— Николай — отличный лётчик. Мы к себе не берём простых. Но в данном случае он совершил ошибку.

— Какую?

— Этого мы не знаем.

Прекрасно! А человека уже обвиняют! Понятно, что новый самолёт, который только пошёл в серию, дорабатывать сложно. В условиях конкуренции с КБ МиГ это удар по репутации.

— Так что вы думаете, товарищ Родин про отказ? — спросил Самсонов. — Речевой информатор не сработал. Система управления стала отказывать не сразу…

— Как это не сразу? Я видел, что самолёт его не слушался. Значит, были неполадки. Возможно был отказ гидросистемы, — прервал я генерального конструктора.

— Хорошо. Вы говорили, что пожар начался с левой хвостовой части фюзеляжа, верно? Так вот, она пожаробезопасна.

Я прокрутил в голове ещё раз всё, что видел в тот день. Пожар начался с левого двигателя. Это верно, но не с самого двигателя, а с левого бокового обтекателя хвостовой части.

Точно! Подобный отказ практически невозможно выявить на земле и при испытаниях. Я начал излагать свою мысль Самсонову.

По моему мнению, произошёл отказ гидросистемы. Пошла утечка рабочей жидкости, которая, попав на горячее и воспламенилась. Поэтому, сначала был небольшой пожар, а затем стало отказывать управление.

— А жгуты управления идут как раз по борту самолёта, — задумчиво произнёс Пётр Михайлович. — Тогда почему, этот отказ нельзя было предотвратить на земле? Как проводятся осмотры и регламент?

— Регламентом не предусмотрено осматривать трубки гидросистемы в некоторых частях. Там и могла произойти утечка.

— Мистика, — прошептал Самсонов.

Он молча смотрел на меня и задумчиво кивал. В этот момент Пётр Михайлович прищурил глаза и придвинулся ко мне ближе. Как бы он сейчас и, правда, меня за пророка ни принял!

Пауза нарастала. Я уже был готов к тому, что он сейчас меня спросит — кто ты, мальчик? Не ты ли сам дырку сделал на трубке гидросистемы, чтобы дураком выставить генерального конструктора?

Главное, что я подал верную идею. Тот лётчик, который в будущем должен был погибнуть после этого отказа, возможно, останется жив. Да и с Морозова могут снять подозрения.

— Может, передумаешь к «микояновцам» идти? Я про тебя слышал от Садовникова. Он настаивал взять тебя в конструкторское бюро, — улыбнулся Самсонов.

Помнит меня ещё, Николай Фёдорович! Наш с ним разговор в Баграме сложно забыть. Да и совместные полёты — это отдельная история.

Мне не хотелось даже думать о таком поступке, как взять и поменять «коней на переправе» — взять и отказаться от места в КБ МиГ будет подло.

— Не передумаю. Мы закончили, Пётр Михайлович?

Самсонов поблагодарил меня, попрощался и отпустил. Выйдя из кабинета, я встретился с Гурцевичем. Он прикрыл дверь и спросил, как всё прошло.

— Поговорили, обсудили, разошлись.

— Хорошо. К Морозову больше не ходили?

Я вспомнил, что было в день нашего посещения. Рассказывать об этом Вячеславу Сергеевичу не стоит.

— Нет. Мы его маме сказали, чтобы она, если что обращалась.

— Ладно. Его скоро выпишут. Легко отделался. Врачи говорят, что скоро будет летать, — похлопал меня по плечу начальник школы и вошёл в кабинет.

Хорошие новости.

Я подошёл к окну в конце коридора, чтобы посмотреть на аэродром в этот жаркий летний день.

В небо резво уходил МиГ-29, сразу отворачивая в сторону от города. На полосе прогревался МиГ-31. Окрестности аэродрома в эти минуты были оглушены гулом двигателей.

На стоянке также стоял Су-27 накрытый чехлами. Пока эти самолёты не летают до выяснения причины отказа. В голове уже родилась мысль, что стоит провести