Жестокое желание - М. Джеймс

моей миниатюрной фигуры. Я далеко не девственница, но предвкушение растяжения его члена заставляет меня чувствовать себя таковой.

Он тоже это чувствует.

— Боже, какая ты тугая, — бормочет он, одной рукой упираясь в подушку, а другой устраиваясь между моими бедрами и потирая кончиком члена скользкую влагу. — Тугая и горячая…

Похоть в его голосе почти осязаема. Я чувствую, как он снова прижимается ко мне, как толкается набухшая головка, а затем он проникает в меня на дюйм. Почти слишком туго, и я испускаю вздох, который быстро заглушаю.

Лоренцо замирает, каждый мускул его тела напрягается.

— Я не могу…, — дышит он, его бедра раскачиваются, и он проскальзывает в меня еще на дюйм. — Это слишком хорошо, блядь…

Болезненное желание в его голосе, то, как он содрогается надо мной, словно вот-вот потеряет последний клочок самоконтроля, заставляет меня крепче сжаться вокруг него, и я наклоняюсь, чтобы поцеловать его.

— Тогда трахни меня, — вздыхаю я, и его руки судорожно сжимают одеяло и подушку, за которые он хватается, словно за жизнь.

— Я не хочу причинять тебе боль. — Он наклоняется и нежно целует меня, его бедра толкаются вперед, когда он вводит еще один дюйм. Это мучительно приятно, больше удовольствия, чем боли, ощущение того, что я заполнена до отказа, когда я обхватываю его ногами и пытаюсь заставить его войти глубже.

— Я не сломаюсь, — шепчу я. Я наклоняюсь к его рту, подталкивая его, проводя ногтями по его плечам и спине. — Я хочу твой член, Лоренцо. Я хочу больше.

Я хочу, чтобы он сломался. Я хочу узнать, каков он, когда отпускает, каково это, когда он полностью разрушает меня, полностью опустошает. Но он подается вперед, дрожа, его член медленно заполняет меня, пока он целует меня снова и снова, тихо стонет в мои губы.

— Я могу сломать тебя, — шепчет он, его тело напряжено. — Часть меня хочет этого, Мила. Я хочу трахать тебя, пока ты не выкрикнешь мое имя. — Еще один дюйм. — Пока ты не сломаешься подо мной, снова и снова. — Еще дюйм. — Пока ты не выдохнешься от удовольствия настолько, что не сможешь двигаться, а я буду использовать твое тело для собственного удовольствия, трахая тебя на своем члене, пока не наполню тебя своей спермой. — Его голос глубокий, хриплый, напряженный от потребности. Еще один дюйм, и он погружается в меня целиком, его бедра прижимаются к моим, пока он удерживает себя там. — Я могу причинить тебе боль, Мила, а я не хочу этого делать. Как бы я ни хотел трахать тебя, пока ты не станешь мокрой, сломанной и полностью моей, я не хочу причинять тебе боль.

Эти слова звучат у меня над ухом и сопровождаются медленным скольжением его члена, когда он вынимает себя из меня почти до самого кончика, а затем снова начинает входить в меня, дюйм за дюймом. Это медленное нарастание не похоже ни на что, что я когда-либо чувствовала, блаженное и мучительное одновременно, позволяющее мне ощутить каждую частичку его члена, когда он снова заполняет меня.

Его рот втягивается в мое горло, спускаясь к груди, а спина выгибается дугой, когда он слегка приподнимается на коленях. Его ладони прижимают мою грудь к себе, его язык выводит узоры на моей коже, на моих сосках, пока он делает неглубокие толчки, находя внутри меня место, о существовании которого я даже не подозревала. Я задыхаюсь, когда его язык и его член поднимают меня все выше, и от этого удовольствия у меня сводит живот, когда я чувствую, как нарастает второй оргазм.

Я выгибаюсь дугой вверх, насаживаясь на его член, стремясь к большему. Я чувствую, как он напрягается, как его бедра подаются вперед, когда он делает еще один толчок, а затем вновь обретает контроль над собой. Меня еще никто не трахал так медленно, так осторожно, и мне кажется, что я вот-вот разойдусь по швам.

— Я заставлю тебя кончить для меня снова, детка, — дышит он, и в его словах столько уверенности, что меня пробирает дрожь удовольствия. — Ты кончишь на мой член, принцесса.

Это кажется слишком интимным, более романтичным, чем следовало бы, медленным и тихим, как и должно быть. Я закрываю глаза, вжимаясь ртом в подушку, пока он трахает меня длинными, уверенными движениями, а оргазм висит на самом краю. Моя кожа горячая, тугая, чувствительная, все это постоянно на грани, и когда он поворачивает мою голову так, что я вынуждена смотреть на него, я пытаюсь встряхнуться.

— Я не могу молчать, — шепчу я с нотками паники в голосе. — Когда я… я так близко, я не могу…

— Ты можешь, детка, — шепчет Лоренцо. А потом его вторая рука скользит между нами, кончиком пальца обводит мой клитор, когда он всаживается в меня до упора, и я вижу звезды.

Приглушенно я понимаю, что он закрыл мне рот рукой, заглушая мой крик, когда я выгибаюсь и проваливаюсь под ним. Я задыхаюсь, чувствуя, что не могу дышать, ощущение настолько подавляющее, что грозит разбить меня на части. Это слишком много, и в то же время я никогда не хочу, чтобы это прекращалось.

Я чувствую, как он глубоко входит в меня, его дыхание сбивается, и у меня хватает ума понять, что мы не использовали презерватив за мгновение до того, как он выскочил. На его лице почти выражение боли, а рука обхватывает член, поглаживая его, и дыхание становится тяжелым.

— Хотел наполнить тебя, блядь! — Он вырывает последнее слово под дых, мышцы на его бедрах и животе сжимаются, и от вида их напряжения у меня пересыхает во рту, а тело снова начинает страдать по нему, пока его член пульсирует в его кулаке. Первая горячая струя его оргазма разливается по моему животу, затем по груди, ослепляя сосок, пока Лоренцо стискивает зубы и работает членом надо мной, в его глазах плещется потребность, которую, как я знаю, можно было утолить, только войдя в меня.

Он наклоняется вперед, опираясь на одну руку, а другой поглаживает свой член, и горячие брызги его спермы все еще стекают по моей коже. Он тяжело дышит, когда его рука замедляется, кончик его члена упирается мне в живот, а глаза закрываются, и тогда он перекатывается на бок, положив руку мне на бедро и притягивая меня к себе.

— Я забыл презерватив, — тихо говорит он. — Прости. Я не планировал…

— Все в порядке, — шепчу я. Я не хочу, чтобы момент между нами прервался, он кажется слишком хрупким, как будто если говорить слишком много, то он