Белые зубы - Зэди Смит

Миллат огрызнулся:

— Уж кто-кто, а ты бы помолчала, ма. И почему в этом доме все так любят рот разевать?

Самад указал на дверь.

— Не смей разговаривать с матерью в подобном тоне. Пошел отсюда.

— Мне кажется, — спокойно произнесла Клара, когда Миллат вихрем вылетел в свою комнату, — мы не должны запрещать детям высказывать свое мнение. Хорошо, что они мыслят самостоятельно.

Самад усмехнулся.

— И что им это даст? Тебе часто приходится самостоятельно мыслить, целый день сидя дома, у телевизора?

— Это наезд?

— Ну что ты, Клара. В мире жить сложно. И наши дети должны научиться одному: понимать, что выжить помогают правила, а не фантазии.

— Его правда, — веско заявил Арчи, гася окурок в пустой миске из-под карри. — Эмоции — это по вашей части.

— Значит, это женские заботы! — возмутилась Алсана с набитым ртом. — Вот спасибо, Арчибальд.

Арчи не унимался.

— Но вам до нас далеко. Я вот что хочу сказать: вы обе еще, в общем, молодые. А мы с Самадом — настоящие источники знаний для наших детей, если они к нам обратятся за опытом. Ходячие энциклопедии. Вы им столько дать не сможете. Будем честны.

Алсана легонько шлепнула его по лбу.

— Дурачок. Вы остались в прошлом, как конные экипажи и восковые свечи, — разве ты этого не понимаешь? Вы для них старые и вонючие, как вчерашняя газета, в которую рыбу заворачивали. Я согласна с твоей дочерью: какой прок от ваших разговоров? — Алсана встала и направилась вслед за Кларой, которая, не выдержав последнего оскорбления, в слезах выскочила на кухню. — Вы, джентльмены, только и делаете, что говорите о какой-то своей ерунде.

Осознав, что они покинуты всеми домочадцами, Арчи и Самад дружно закатили глаза и обменялись кривыми улыбками. Посидели в тишине. Арчи привычным жестом переключал каналы: «исторический момент», «в Джерси поставили костюмированную драму», «двое мужчин пытаются построить плот за тридцать секунд», «сегодня мы в нашей студии обсуждаем проблему абортов», снова «исторический момент».

Щелк.

Щелк.

Щелк.

Щелк.

Щелк.

— Останемся дома? Может, в паб сходим? Или к О’Коннеллу?

Арчи полез в карман за новеньким десятипенсовиком, но быстро понял, что это ни к чему.

— К О’Коннеллу? — сказал Арчи.

— К О’Коннеллу? — сказал Самад.

К О’Коннеллу, как и было сказано. Как всегда. В его бильярдной не имеют значения семейное положение, материальное благосостояние, социальный статус, прошлые заслуги и надежды на будущее, — в эту дверь можно войти никем и будешь своим среди своих. Пусть 1989 год сменяется 1999-м или 2009-м, ты будешь так же сидеть у стойки в свитере с треугольным вырезом, в каком женился в 1975, 1945 или 1935 году. Здесь все по-прежнему, все отдано на откуп рассказам и воспоминаниям. Вот почему это место облюбовали люди в возрасте.

Тут все дело во времени. Оно не застыло, нет, но его здесь бессовестно много. Оно берет количеством, а не качеством. Это трудно описать словами. Но если попробовать представить в виде уравнения, то получится примерно следующее:

Почему-то для того, чтобы проанализировать и объяснить что-то, человеку приходится снова и снова проходить один и тот же жалкий сценарий — как внуку Фрейда, играющему в fort-da.[71]Но так или иначе все сводится к вопросу времени. Когда вы инвестировали столько часов в какое-нибудь заведение, ваша кредитоспособность растет как на дрожжах и вам хочется ограбить хронологический банк. Вам хочется ходить в это заведение до тех пор, пока вам не вернут потраченное время, даже если этого никогда не случится.

Шло время, прибавлялись факты, складывалась история. В баре О'Коннелла Самад в 1974 году посоветовал Арчи жениться снова. Под столиком номер шесть в луже рвоты Арчи в 1975 году отмечал рождение Айри. На краю пинбола имеется пятно — в 1980-м Самад впервые пролил кровь мирного жителя, мощным ударом правой припечатав пьяного расиста. В подвале бильярдной Арчи провел одну из ночей 1977 года, наблюдая, как сквозь туманные пары виски на него, угрожая кораблекрушением, надвигается пятидесятилетие. И именно сюда оба друга пришли в канун нового 1989 года (остальные Икбалы и Джонсы не выразили желания встретить девяностые в их компании) и теперь с удовольствием пользуются специальным праздничным предложением: 2 фунта 85 пенсов за омлет из трех яиц с бобами, двумя кусочками подрумяненного хлеба, грибами и щедрым ломтем традиционной индейки.

Индейка шла в качестве новогоднего сюрприза. Самаду и Арчи было действительно важно, что они завсегдатаи, своего рода эксперты данного заведения. Они пришли сюда, потому что хорошо знали это место — и изнутри, и снаружи. А если ты не умеешь объяснить своему ребенку, почему от одних ударов стакан разбивается, а от других нет, если не знаешь, как в одном штате могут уживаться религия и демократическое светское воспитание, или не помнишь, на каких условиях была поделена Германия, тогда очень приятно — даже замечательно — ощущать, что есть, по крайней мере, одно место, один исторический период, известные тебе не как очевидцу, не понаслышке; хоть в чем-то ты в этой жизни авторитет, хотя бы один раз время на твоей стороне. Что касается раздела «Послевоенная реконструкция и история развития бара-бильярдной О’Коннелла», ни один историк и эксперт в целом мире не знает его лучше, чем Арчи и Самад.

1952: Али (отец Микки) и три его брата высаживаются в Дувре с тридцатью фунтами старого образца и отцовскими золотыми карманными часами. У всех четверых на лицах безобразные прыщи.

1954–1963: Период свадеб и случайных заработков; на свет появляется Абдул-Микки, еще пять Абдулов и их двоюродные сестры.

1968: После трех лет работы курьерами в югославской химчистке братьям удается скопить небольшой капитал и открыть службу такси под названием «Али-такси».

1971: Служба такси процветает. Однако Али недоволен. Он понимает, что всю жизнь ему хотелось «готовить еду, радовать людей, общаться с ними». Неподалеку от заброшенной железнодорожной станции по Финчли-роуд он приобретает старую ирландскую бильярдную и начинает ее реконструкцию.

1972: На Финчли-роуд популярностью пользуются только ирландские пабы. И Али, несмотря на ближневосточные корни и желание открыть кафе, а не бильярдную, решает сохранить ирландское название. Он красит стены в оранжевый и зеленый, вешает картинки с лошадьми и регистрирует заведение как «Эндрю О’Коннелл Юсуф». Братья советуют повесить на стенах фрагменты из Корана, чтобы в этом заведении-гибриде «было приятно находиться».