Горец-защитник - Ханна Хауэлл

— Тебе не следует так много работать.

— Почему же?

Илзбет медленно села, удивленно глядя на сестру. Неужели догадалась?

— Навредишь ребенку, — улыбнулась Финелла.

— Какому ребенку? Что ты придумываешь?

Финелла сделала неприличный жест — мама непременно возмутилась бы, если б видела.

— Ты беременна. Сама не знаю как, но как-то догадалась. Я всегда вижу это в женщине, даже если она зачала накануне. И тебе очень скоро придется сказать об этом родителям… Отец ребенка — Саймон Иннез?

Вздохнув, Илзбет упала на постель.

— Да. И я его люблю, хотя изо всех сил пытаюсь доказать себе, что — любила.

— Но если он захотел с тобой спать, почему не попросил твоей руки?

— Думаю, это оттого, что его брат сошел с ума, впал в буйство, и теперь Саймон боится, что подобное может произойти и с ним. Он считает, что умственное расстройство не возникает само собой, а наследуется. Когда он увидел вконец помешавшегося Генри, его душой завладел страх сойти с ума.

— О, и он испугался, что может сам сойти с ума, и не хочет, чтобы ты была с ним?

— Именно так я и думаю. Если я права мне тут делать нечего. Он сам должен победить свой страх.

— Элен до сих пор скучает по нему. И Рейд тоже, мне кажется. Просто он маленький мужчина и умеет скрывать свои чувства.

Илзбет кивнула. Она иногда видела Рейда на стене замка — мальчик просто смотрел вдаль. Она понимала — он высматривал Саймона, надеялся, что он приедет за ними. Но Рейд кое-чего не знал. Если бы Саймон действительно надумал приехать за ней после двух месяцев молчания, она бы велела закрыть двери замка перед самым его носом. Обычной перемены настроения мало, чтобы простить ему боль, которую он причинил ей.

— А, вот где мои дочки, — сказала Элспет, врываясь в комнату с охапкой цветов. — Принесла, чтобы в твоей спальне хорошо пахло.

— Но тут и так хороший воздух. Я только что все вымыла, — возразила Илзбет.

— Да, но этого мало. От цветов, по крайней мере, тебя не будет каждое утро тошнить.

Прошла долгая минута, прежде чем Илзбет поняла, что именно сказала мать.

— Вот черт!

Она была уверена, что мать рассмеялась, притом что ее лицо оставалось совершенно серьезным.

— Просто я что-то не то съела.

Она смущенно замолчала. Ей послышалось или мать действительно только что сказала: «счастливчик Саймон»?

Присев на край постели, Элспет стала гладить спутанные волосы дочери.

— Пора тебе прекращать мучить себя тяжелой работой. Что бы ни случилось дальше, что бы кто ни сказал, нужно думать о самом главном — о здоровье ребенка, которого ты носишь. Отец — Саймон Иннез, я правильно поняла?

— Да. — Обманывать мать не было смысла. — Я его люблю. И он, может быть, любит меня, но боится, что сойдет с ума, как его родной брат.

— Ты уверена, что это тот мужчина, с которым бы ты захотела прожить всю жизнь?

— Я была в этом уверена с той самой минуты, как увидела его. Он зажег в моей крови огонь. И где же теперь этот прекрасный рыцарь? Сидит в Лоханкорри и дрожит от страха, что заразится безумием брата?

— Его страх пройдет, дорогая. И это не напрасная тревога. В моем роду было несколько случаев помешательства. Уверена, что и твой отец мог бы припомнить пару случаев среди своих. Не всегда безумие передается потомкам. Думаю даже, так случается очень редко. Но каким бы рассудительным ни был человек, мысль о том, что он может сойти с ума, способна довести его до отчаяния. Один вид сумасшедшего родственника может ужаснуть до глубины души; а я слышала, что Генри Иннез был ужасен.

— Да, так и было. Он творил жестокости лишь потому, что хотел и получал от них удовольствие. И такой тип умственного расстройства, когда зло творится не в гневе, а в состоянии ледяного спокойствия, ужасает намного больше, чем буйное помешательство. И Генри так разозлил Саймона, что, боюсь, Саймон принял это за дурной знак, даже, не заподозрив, что тем самым, наоборот, отвергает прошлое. И я не знаю, как отговорить человека от подобных мыслей. — Илзбет горько усмехнулась. — Особенно если этот человек далеко.

Кивнув, Элспет встала, а затем, наклонившись, поцеловала Илзбет в щеку.

— Пойду и скажу твоему отцу.

— О нет, мама!

— Да, дочка! Так что если услышишь брань и крики — я убью мерзавца! — не обращай внимания. Я его подготовлю, и мы сможем поговорить обо всем как разумные люди.

Несколькими часами позже Илзбет сидела в главном зале наедине с родителями и смотрела, как отец ходит из угла в угол, бормоча угрозы в адрес Саймона Иннеза. На ее взгляд, отец вовсе не выглядел ни подготовленным, ни разумным. Однако ее мать спокойно сидела в кресле возле камина и шила.

— Думаю, сейчас уже поздно отрубать ему эту часть тела, дорогой, — сказала Элспет, когда Кормак Армстронг преисполнился особо кровожадным желанием. — Кроме того, только подумай: нашей дочери будет очень ее не хватать, если она и этот болван действительно поженятся, как им, собственно, и следует поступить, да и сами они, я уверена, этого хотят.

При мысли, что дочь может получить удовольствие от этой части тела Саймона, у отца сделалось такое лицо, что Илзбет засмеялась. Но она поспешно умолкла, когда Кормак гневно воззрился на дочь. Нет, отец решительно был не способен рассуждать разумно.

— Они поженятся, — твердо сказал он. — Не желаю иметь внука, которого заклеймят как незаконнорождённого.

— Срок совсем маленький, — заметила Элспет.

— Сколько? — спросил он, глядя на живот дочери.

— Два месяца. — Густо покраснев, она торопливо добавила: — Мне было очень страшно. Я была совсем одна и не знала, поймают меня или нет. Вдруг меня казнят, как изменницу?

Илзбет не договорила, потому что отец прижал ее к своей широкой груди.

— Но он не воспользовался твоим положением?

— Нет! Саймон — честный человек. Только я думаю — после истории с Генри он немного растерялся.

Кормак отступил на шаг, с изумлением глядя на дочь.

— Растерялся? Сэр Саймон Иннез, ищейка короля?

Набрав в грудь побольше воздуху, Элспет выложила все, что знала, о жизни Саймона. С рождения до того, как его предала Мэри, вплоть до нынешних дней, когда Саймон узнал, что Генри пытался убить троих младших братьев, когда те были совсем детьми.

— Видишь? Генри испоганил каждый день их жизни. Но самое страшное — он был безумен. Надеюсь, что я права, лишь ужас безумия вынудил Саймона уйти. С другой стороны, если он боится именно того, что безумие может передаться его детям, то, вероятно, никогда не избавится от страха.

Кормак покачал головой.

— Кому-нибудь следовало прибить этого Генри, едва тот появился на свет.