Призрак улицы Руаяль - Жан-Франсуа Паро

Поднявшись к Женевьеве, Николя обнаружил, что девочка не спит. Она сидела в кровати, прижимая к себе тряпичную куклу, а по ее щекам текли крупные слезы. Желая утешить ее, он попытался объяснять, отчего все так случилось, стараясь при этом употреблять как можно более простые слова и не вдаваться в подробности. Тон речей Николя успокоил девочку, она позволила уложить себя, и как только комиссар укрыл ее одеялом, сразу уснула. Сирюс, сопровождавший Николя к Женевьеве, небрежно катал по полу смятую и скатанную в шарик бумажку, а когда игра надоела ему, он попытался разжевать ее своими старческими зубами. Из любопытства Николя отобрал у него бумажку, развернул и, поднеся к свече, с удивлением и радостью обнаружил знакомый почерк. Сложенный в несколько раз листок пергамента являлся завещанием Клода Галена, отца Элоди, скончавшегося в Новой Франции. В собственноручно написанном Клодом Галеном документе ясно говорилось, что все его имущество, заключавшееся, как следовало из описи, помещенной внизу листа, в значительных суммах, размещенных у разных банкиров, и солидной недвижимости, переходило к его единственной дочери Элоди. Однако она получала только право пользования этой собственностью, ибо полностью состояние должно было отойти к ее первенцу мужского пола. Если же, к несчастью, она скончается в девицах, наследство переходило к старшему сыну Шарля Галена. Такое завещание открывало новые пути для следствия. Теперь главное узнать, у кого хранился этот документ, и кто имел возможность с ним ознакомиться. Покопавшись в игрушках, Николя нашел бусы из черного обсидиана; такую же бусину обнаружили и в зажатой руке Элоди. Скорее всего, прозрачные черные шарики так понравились Женевьеве, что она украла их у Наганды и нанизала на нитку, чтобы сделать себе украшение.

Николя очень не хотелось будить девочку, но иного выхода он не видел. С трудом открыв глаза, Женевьева потянулась и обиженно уставилась на побеспокоившего ее комиссара. Когда же он стал задавать ей вопросы, она отвернулась, а потом заплакала. В результате долгих уговоров ему удалось узнать, что она нашла интересующую его бумагу и бусины в рабочей шкатулке своих теток. В шкатулке хранилось яйцо из красного дерева для штопки чулок, и оно всегда ей очень нравилось, потому что внутри оно пустое и его можно развинчивать и завинчивать. Тетки держали в нем булавки и иголки, но когда она в последний раз развинтила его, то нашла там свернутую бумажку и черные шарики. Николя попытался узнать, сколько дней назад был этот «последний раз», но девочка не смогла ответить на вопрос. Сам он хорошо помнил, что обыскал комнату сестер сверху донизу, но никакой шкатулки он там не видел. Наконец, после долгих уговоров Женевьева сообщила, что шкатулка не всегда стоит в спальне её теток: Камилла и Шарлотта носят ее с собой и часто оставляют в той комнате, где устраиваются с шитьем. Ласково погладив девочку по голове, Николя снова уложил ее, и не успел он выйти из комнаты, как она уже спала.

Николя поднялся к себе в каморку, чтобы забрать чемодан. Семакгюс и отец Ракар уже покинули дом: скорее всего, они отправились сопровождать своих пациентов. Сев в оставленный ему предусмотрительным Бурдо фиакр, Николя приказал отвезти его на улицу Монмартр. Он хотел привести себя в порядок, узнать о здоровье Ноблекура, а, главное, вернуть в родной дом Сирюса; старый песик, некогда резвый и шаловливый, заслужил хорошую трапезу и немного покоя. Въехав во двор дома прокурора, он сразу ощутил живительный запах свежеиспеченного хлеба, доносившийся из дверей булочной. Попросив экипаж подождать, он направился к двери, как вдруг услышал чей-то голос, робко подзывавший его. Голос принадлежал юному подмастерью булочника.

— Господин Николя, я хочу вам сказать, что, подметая сегодня двор, я нашел металлическую штучку, точно такую, какую вы нашли здесь вчера. И я подумал, что она может вам пригодиться.

И мальчишка протянул ему тонкий блестящий наконечник, точную копию того, который он извлек из замочной скважины, когда пытался выбраться с крыши Посольского дворца.

— Если бы ты только знал, как ты меня порадовал! — воскликнул Николя.

Порывшись в карманах, он вытащил пригоршню мелких монет и высыпал их в руку покрасневшего от удовольствия мальчишки.

— Ты уже отнес хлеб господину де Ноблекуру?

— Нет еще. Я все приготовил, но боялся пропустить вас.

— Хочешь, чтобы я был не просто тобой доволен, а доволен сверх всякой меры? Добавь к свежему хлебу несколько круассанов и сдобных булочек. Сегодня я готов съесть всю булочную вместе с булочником и его подмастерьем!

Рассмеявшись, мальчишка убежал. Утренняя дымка, заполнявшая старый двор, постепенно уступала место предрассветному солнцу. Иссиня-черный квадратик неба над головой быстро обретал жемчужно-серый цвет. Возле небольшой лужи с чириканьем толкались воробьи. На смену порожденным мраком ужасам шел новый день. Сумеет ли он заставить засиять истину? Позволит ли найти виновных, установить связи между удручающе разрозненными фактами, собранными во время расследования? А может, видение, мимолетное и иррациональное, вновь смешает все улики, словно кости в стаканчике игрока, а потом выбросит их в новом порядке, и решение придет само собой? Находка второго наконечника позволяла Николя отбросить свойственную ему щепетильность. Несмотря на nihil obstat де Сартина и выданное им должностное отпущение, он до сих пор не был уверен, что стремление любой ценой посрамить Ланглюме не станет тем поступком, горький осадок от которого остается на всю жизнь. Провидение, являющее собой высшее правосудие, встало на его сторону. Теперь он готов покарать Ланглюме не только за покушение на старого прокурора, но и за оскорбление, нанесенное королевскому советнику, то есть лицу, которого король облек частицей своей власти.

В доме Ноблекура все уже пробудились. Ночь прошла спокойно, и проснувшийся на заре советник, несмотря на легкое головокружение, являвшееся следствием полученной раны, с радостью обонял аппетитные ароматы. Зная, что с благословения врачей он может сделать перерыв в своей суровой диете, он, как всегда, велел приготовить себе шоколад и теперь ждал строго запрещенных ему Катриной свежих булочек. Когда Николя вошел к нему в спальню, старик, облачившись в малиновый персидский халат и с пестрым тюрбаном на голове, скрывавшим его повязки, сидел и наблюдал, как суетятся Катрина и Марион, накрывая к завтраку столик, установленный возле выходившего на улицу окна. Сирюс, радостно тявкая и поскуливая, устремился к ногам хозяина.

— А, это ты, мой старый приятель, — насмешливо произнес Ноблекур, пытаясь скрыть свое волнение. — Ну что, не сладко пришлось тебе в обществе этого ужасного Николя? Ты убежал, даже не оглянувшись, но теперь, судя по всему, ты очень даже рад возвращению домой!

Повернувшись к Николя, почтенный судья театральным жестом указал на свой халат:

— Не находите ли вы, что я вылитый великий Мамамуши?[58]Что нового, мой добрый друг? Вы выглядите очень усталым. Садитесь, устраивайтесь поудобнее и расскажите мне все в малейших подробностях.