Геннадий Зюганов - Анатолий Житнухин

Не время тешить себя иллюзиями, беспечно надеясь на прозорливость новоявленных мессий, с легкостью необыкновенной сулящих нам то одну, то другую панацею от всех бед. Пора отряхнуть оцепенение, сообща и всенародно искать выход из нынешнего тупика. Среди россиян есть государственные мужи, готовые повести страну в неунизительное суверенное будущее. Есть знатоки экономики, способные восстановить производство. Есть мыслители, творцы духа, прозревающие общенародный идеал…»

Пройдет немного времени, и «Слово к народу» назовут «манифестом ГКЧП», «прологом августовского путча». Однако есть основания полагать, что у облеченных властью государственных мужей, решившихся на введение в стране чрезвычайного положения, были собственные мотивы действий. Авторы «Слова» предлагали иной путь спасения Отчизны — через всенародное движение, сплочение, единение всех здоровых сил страны. В документе не называются конкретные виновники того положения, которое сложилось в стране, но нетрудно увидеть его прямую связь с всколыхнувшим общественность страны письмом Зюганова «Архитектор у развалин». В письме Яковлеву — жесткая констатация фактов и анализ причин катастрофы, в «Слове» — поиск выхода из тупика. Это еще не программа — лишь первый шаг к спасению. Люди, подписавшие «Слово», прекрасно сознавали, сколь далеко страна зашла в своем ослеплении, сколь мучительным и долгим будут прозрение и возрождение. Без скорых побед и сиюминутных результатов. И все же каждая строка этого документа читается как призыв к немедленному действию, к восстанию. Не к бунту и насилию — к восстанию духа. Историческая ценность «Слова к народу» не только в том, что оно отражает характер противостояния в переломную для России эпоху, противоборства сил добра и зла, созидания и разрушения. Впервые в истории социальной борьбы произошло соединение социалистической идеи с традиционной русской общественной мыслью. В результате этого слияния слово наполнилось особым одухотворенным смыслом, приобрело жизнеутверждающее начало. По сути, прогрессивной общественности страны была предложена новая формула национальной идеи, основанная на принципах единства, народовластия, социальной справедливости.

Намеченный в «Слове» путь борьбы за достижение этих идеалов — это путь, который избрал для себя Зюганов. Сразу же после провала ГКЧП в интервью ИТАР-ТАСС он заявил, что не изменил своих взглядов, изложенных в «Слове к народу». Остался верен он и своим коммунистическим убеждениям, публично осудив решение Ельцина приостановить деятельность Компартии как проявление произвола и беззакония.

Анализируя события, предшествующие появлению на политической сцене ГКЧП, Зюганов с горечью отмечает, что «Слово к народу» не в полной мере оправдало те надежды, которые на него возлагались. Однако он не склонен объяснять это неудачным временем публикации обращения, которое совпало с периодом отпусков, когда мысли людей были заняты другими проблемами: отдыхом, огородами, дачами… Выбора не было, молчать дальше было нельзя. Люди тогда действительно устали, но устали они не от повседневных забот, а от бесконечных политических баталий, от газетной трескотни и навязчивых телевизионных шоу с митингами, заседаниями, резолюциями, протестами, пророчествами истеричных ораторов. Люди изверились. На них давила нависшая над страной атмосфера неопределенности, массового предчувствия скорой развязки и неизбежного погружения в пугающую неизвестность. При этом уже мало кто всерьез верил в способность Компартии или какой-либо другой силы переломить ход событий. Но, к сожалению, даже в этих условиях большинство честных и решительно настроенных коммунистов так и не смогли преодолеть идейные предубеждения и к планам сотрудничества, союза с иными политическими движениями, готовыми противостоять развалу страны, по-прежнему относились с холодной сдержанностью.

Тем временем политические противники не дремали. Еще в начале июля 1991 года лидеры демократов А. Яковлев, Э. Шеварднадзе, А. Руцкой, И. Силаев, Г. Попов, А. Собчак, С. Шаталин, А. Вольский, Н. Петраков выступили с заявлением о создании Движения демократических реформ. Вместо адекватного ответа ЦК КПСС на следующий день распространил информацию, в которой говорилось, что руководство КПСС «не исключает возможность конструктивного сотрудничества членов партии в рамках Движения демократических реформ, если провозглашенные им цели будут подтверждены практикой его действия». Такое «подтверждение» не заставило себя ждать: Шеварднадзе после своего избрания председателем оргкомитета ДДР заявил о выходе из КПСС. Яковлев снимать маску не спешил. Пришлось это сделать Центральной контрольной комиссии при ЦК КПСС, которая 15 августа 1991 года, рассмотрев вопрос о его публичных выступлениях, постановила: «За действия, противоречащие Уставу КПСС и направленные на раскол партии, считать невозможным дальнейшее пребывание члена КПСС А. Н. Яковлева в рядах КПСС». Убийство партии, которое он готовил и в котором принимал непосредственное участие, не дезавуировало это решение. Большинство коммунистов и сейчас расценивают его как первый акт возмездия.

25—26 июля состоялся последний в истории КПСС пленум ее Центрального Комитета. Несмотря на чрезвычайный характер обстановки в стране, вышедший накануне ельцинский указ о департизации государственных учреждений и констатацию горького факта, что численность партии резко сокращается, прошел он довольно спокойно. Причиной того, что члены ЦК на этот раз не стали «ломать копья», явилось решение пленума о проведении в ноябре — декабре 1991 года внеочередного XXIX съезда КПСС. «Выяснение отношений» откладывалось на конец года. Историкам еще предстоит выяснить, что означало на самом деле решение собрать съезд: то ли Горбачев действительно желал его проведения, чтобы протащить новую программу КПСС, которую он мечтал преобразовать по образу и подобию западноевропейских социал-демократических партий, то ли уже все было предрешено: августовское преступление готовилось и следовало усыпить бдительность коммунистов.

Если оценивать развитие ситуации в стране и в КПСС с позиций сегодняшнего дня, когда ход последующих событий хорошо известен, то можно сделать вывод, что здоровые силы партии проявили непростительную инертность. Промедление действительно оказалось смерти подобно. Однако, по мнению Зюганова, всё тогда выглядело не столь однозначно и прямолинейно, как представляется сейчас. Хоть и «со скрипом», противоречиво, но продвигался процесс подготовки Союзного договора; была даже назначена дата его подписания — 20 августа. Кроме того, для всех стало очевидным, что с помощью дискуссий и резолюций идейно-политические противоречия внутри КПСС преодолеть не удастся. В ней, как считает Геннадий Андреевич, сложились и действовали, по сути, уже две непримиримые партии — партия манипуляторов и изменников и партия государственников и патриотов. Их сосуществование в рамках одной политической организации теряло смысл. Зюганов, как и многие его единомышленники, полагал, что в этих условиях проведение съезда имело принципиальное значение: он был нужен для того, чтобы окончательно размежеваться с идеологическими противниками, дискредитирующими коммунистическое движение в стране.

Как оказалось, слишком далеко было загадано.

…Только ленивый не попрекал Зюганова тем, что в дни «путча» он оказался далеко от Москвы. Конечно, при большом желании можно усмотреть за этим фактом «темное пятно» в биографии нашего героя. Хотя, анализируя события тех дней, невольно хочется сказать: ну и слава богу, что был он в это время в Кисловодске. Ведь нетрудно предположить: если бы Геннадий Андреевич знал или хотя бы догадывался о том, что готовится нечто из ряда вон выходящее, непременно остался бы в столице. А там еще неизвестно, как бы судьба распорядилась, ведь сколько порядочных людей стали жертвами изощренной и циничной провокации!