Тайное становится явным - Марин Монтгомери

Я жестом указываю на софу, предлагая им сесть. Элли нервно переминается с ноги на ногу – и я вдруг осознаю, о чем она думает. Как ей добраться до школы?

Поблагодарив меня, Уильямс садится с одного края дивана, откидываясь на мягкие подушки, а Роджерс занимает противоположный угол.

Они до удивительного друг на друга не похожи. Роджерс садится на самый край сиденья, выставив длинные ноги, на которых узорчатые носки торчат из-под слишком коротких брючин. Уильямс, напротив, разваливается на диване с таким комфортом, словно это его собственный дом.

– Одну минуту, джентльмены, – говорю я, затем поворачиваюсь к Элли и киваю на кухню. – Я сделала тебе обед, он лежит на столе. Автобусы сейчас ходят или тебя подвезти?

Кинув взгляд на телефон, она отвечает, что все еще успеет, если поторопится.

– Хорошо, – соглашаюсь я и похлопываю ее по плечу. – Если автобус все-таки уйдет без тебя, даже не смей прогуливать школу. Просто вернись назад, и я тебя подброшу.

Элли бросает на детективов последний взгляд и удаляется на кухню. Я же сажусь на стул напротив них, стараясь следить за тем, чтобы не начать нервно притоптывать ногой. Уильямс достает блокнот и ручку, и начинает.

– Вас прошлой ночью ограбили?

– Да, – подтверждаю я и сцепляю руки на коленях. – Но почему не пришел офицер Махони или офицер Спарроу? Они принимали у меня все показания.

– Мы хотели поговорить с вами, а у Махони сейчас выходной, а у Спарроу смена начинается позже.

Уильямс постукивает блокнотом по колену, пока Роджерс объясняет, почему их назначили на это дело.

– Махони просил проведать вас, – заканчивает Уильямс.

– Проведать? – удивленно переспрашиваю я. Моя рука в очередной раз устремляется к ключицам. Роджерс приподнимает бровь.

– Он, мягко говоря, обеспокоен.

– Чем? Что преступник скрылся?

– Этим тоже. И вашей безопасностью, – говорит Роджерс. – Такая женщина, как вы, не должна ходить в подобных районах в одиночку.

– Женщина, как я… – опять повторяю я, но тут Уильямс прерывает меня, посылая Роджерсу убийственный взгляд.

– Мы ни коим образом не хотим вас обидеть, просто это опасный район, как вы, к сожалению, вчера убедились сами. Вы ведь настоящая леди, которая живет в приличной части города. И здесь точно есть все, что вам может понадобиться.

Я смотрю на них с подозрением. Наступает неловкая тишина.

Мне приходится сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Я понимаю, что вы говорите все это из добрых побуждений, – отмечаю я, и они согласно кивают головами.

– Что вы хотите узнать? Я думала, что ответила на все вопросы в участке, – спокойным тоном говорю я.

– Да, конечно, – улыбается мне Роджерс, и я замечаю, что нижние зубы у него кривые. – Но дело серьезное. Ваше ограб… хм… происшествие – третье за этот месяц.

– Рядом с этим магазином, – заканчивает за него Уильямс. От неожиданности я приоткрываю рот.

– И почему никто не предупредил людей?

– В новостях это упоминали, но, боюсь, дирекция магазина не слишком настроена рассказывать об этом направо и налево. Покупателям такое не нравится.

– Да мне плевать. Они не могут так поступать. Знамо бы дело, я бы взяла с собой перцовый баллончик или пистолет. Что-то для самозащиты.

– У нападавшего было оружие, верно?

– Да, – отвечаю я.

– Охранник нашел кое-что этим утром.

– Правда? – заинтересовываюсь я – Мое обручальное кольцо?

– К сожалению, нет, – отвечает Роджерс. – Украшения не нашли – их редко удается отыскать.

Уильямс вытаскивает из кармана что-то тонкое.

– Мой телефон!

Экран разбит – на нем расползлась паутинка трещин, но заменить его будет несложно.

– Мы нашли кое-что еще.

Теперь я уже не высказываю предположений, молчу, ожидая, когда Уильямс продолжит.

– Пистолет, – заканчивает он.

– Вы нашли пистолет? – переспрашиваю я. – Вы можете снять с него отпечатки пальцев?

– Разумеется, но тут есть одна деталь, которая выбивается из картины. Пистолет зарегистрирован на Джонатана Рэндалла. Вот только Джонатан Рэндалл сейчас находится в тюрьме.

Как будто я сама об этом не знаю! И, думаю, я догадываюсь, что он скажет дальше.

– И когда мы подняли архивы, то установили вашу с ним связь.

Я стремительно встаю на ноги и, не говоря не слова, бросаюсь в ванную комнату.

Элли

Шарлотта бежит в ванную. Я хорошо могу это видеть, потому что прячусь в углу на кухне, надеясь, что про меня все забудут.

Выходит у меня это не очень хорошо – я сдавленно ахаю и едва успеваю зажать себе рот рукой. Копы нашли пистолет, принадлежащий Джонатану Рэндаллу? Как эта штука могла там оказаться, когда отец в тюрьме?

Только если… Ну нет, он не стал бы пытаться вмешиваться в ее жизнь таким способом, особенно когда я пытаюсь с ней подружиться. Я трясу головой. Папа, конечно, много раз причинял людям боль, но он не стал бы ставить меня в такое опасное положение специально.

Или стал бы? Может, он хотел, чтобы ее напугали и она обратилась ко мне за поддержкой? Нашла бы во мне друга?

Из ванны доносится звук рвотных позывов. Меня тоже начинает подташнивать.

Я торопливо хватаю со стола ланч и спешу выйти из дома.

– Приятно было познакомиться, – прощаюсь я с копами. Никак не могу совладать с голосом – он выходит у меня слишком высоким. Детективы чуть ли не вздрагивают от неожиданности, словно и забыли, что я была в доме. Кажется, подслушивать у меня получается лучше, чем я думала.

Этим утром было очень тяжело удержаться и не ответить Джастину, но так рисковать рядом с Шарлоттой я не могла. Я начинаю набирать ему сообщение, как только добираюсь до автобусной остановки, но он не отвечает – должно быть, уже на уроке.

Я же решаю придерживаться другого плана, а именно – прогулять школу. Так что еду прямиком домой, захожу к Сандре, чтобы поблагодарить ее за то, что она присмотрела за мальчишками, и прошу одолжить мне машину. Я даже честно-пречестно обещаю, что заполню бензобак за свой счет.

К счастью, Сандра соглашается – с условием, что я вернусь до темноты.

Мне нужна от нее еще одна услуга, и Сандра без проблем мне ее предоставляет. Я даже хихикаю, когда она звонит в школу и, крайне правдоподобно изображая Диану, сообщает, что у меня «возникли чрезвычайные семейные обстоятельства», поэтому сегодня я не появлюсь на занятиях. В принципе, так оно и есть. Образование, конечно, очень важно – но так уж устроена моя жизнь, что мне не удается уделять ему достаточно времени. Переживу как-нибудь.