Операция "Булгаков" - Михаил Ишков

Михаил Афанасьевич с удовольствием потер руки и прокомментировал.

– Вполне пролетарский вопрос! Не «как быть», а «что делать?» Прежде всего, уважаемый Ванюша, следует задаться вопросом – что такое совершенство? То, что совершенство не может быть состоянием, это мы, надеюсь, уяснили…

Я кивнул.

– Значит, это – процесс! Если это процесс, значит, задача состоит в том, чтобы отыскать силу, которая даст миру возможность развиваться.

Он наклонился ко мне и таинственно прошептал:

– Я отыскал эту силу. Это – сатанинская неуспокоенность. Но проявляет она себя исключительно по воле Творца.

Я возразил:

– Готов согласиться с тем, что бунт Люцифера, его низвержение, изначально входили в замысел творения. Но даже с первого взгляда видно, что этот бунт носил классовый характер, ведь ангелы как высшее небесное сословие были крайне возмущены сотворением людей. С их точки зрения это была низшая раса, недостойная небесных кущ, а тут еще Создатель, небесный Карл Маркс, объявил трудовой люд «доисторическим пролетариатом», «передовым классом», «солью земли», и наградил свои только что одушевленные творения свободой воли».

«…давай пока не будем разбрасываться такими фразами, как «входило в замысел», «изначально», «высшее сословие», «доисторический пролетариат»…

Ты не очень-то увлекайся этими заумными выражениями.

Для начала давай уясним – речь идет исключительно о том, что доступно человеческому разумению. Ему доступны расчет, логика, интуиция и, конечно, вера.

Вера прежде всего…

Вся наша жизнь основана на вере, точнее, неуверенности в том, что, если мы поступим надлежащим образом, то получим ожидаемый результат. Однако знать это наверняка нам не дано – мало ли какие случайности или неожиданности могут помешать исполнению желаемого, – поэтому давай держаться в отведенных нам границах.

Итак, посягать на полноценное осознание замысла Творца, мы не можем. Согласись, твой пролетарский взгляд – это не более чем версия. Я, со своей стороны, тоже готов предположить – или предложить! – свою версию, с помощью которой только и можно выжить в бушующем тварном мире. Я все время пытаюсь отыскать рычаги, способные избавить меня, хотя бы мысленно, от порабощения торжествующими хамами. Я хочу найти управу на всех этих критиков, завистников, хапуг, проходимцев, рвачей, расхитителей, вконец охамевших режиссеров, на потерявших всякое чувство собственного достоинства чиновников из Реперткома, театральных деятелей, которые ложатся под таких прикрывающихся революционной фразой провокаторов, как Всеволод Вишневский…»(8)

«…как мы установили, дьявол призван Господом исправлять несовершенства…»

«…но несовершенство само по себе не есть зло».

«…отец учил меня – причина зла в злоупотреблении свободой. Первыми нарушили запрет ангелы, а вслед за ними и человек. Неодолимым искусом оказался соблазн. В райском саду никаких несовершенств не было, и все равно человек не устоял. Он поддался искушению. И ныне пребывание в добре зависит от нас самих: каждый из нас может пойти на его зов, уверовать в него и пребывать, и даже совершенствоваться в добре, но может и уклониться от послушания и восстать против Него.

Грех, дружище, это нарушение воли Бога. Грех и есть первопричина зла. Но что подталкивает разумное существо к греху? Как марксизм-ленинизм отвечает на этот вопрос, я не знаю, но митрополит Антоний Сурожский утверждает, зло всегда связано не с природой, не с изъяном безупречности, а с чьей-то личностью».

Здесь на полях мелким пролетарским почерком была сделана приписка: «Антоний Сурожский? Это что за религиозный мракобес?»

«…Антоний, например, не сомневается, что дьявол существует, что это реальная личность, а не просто как бы разлившаяся по миру зараза. Он не верит, что зло может быть не иначе как личное, потому что если оно не личное, значит, оно сотворено Богом, нет другого выхода. Дьявол – это падшая тварь…»

«…конечно, сразу осознать это трудно, особенно если тебе придется вывести отсюда какую-нибудь марксистскую квинтэссенцию. Об одном прошу, Ванюша, не впадай в невежество или, что еще хуже, в погромное хамство. Вспомни слова Достоевского о матери, чьего ребенка загрызли помещичьи собаки – должна ли она простить барина, натравившего собак?

– Я не читал Достоевского. Он – жуткий реакционер!..

– Придется ознакомиться. Что за диссертация о сущности зла без Достоевского! Клянусь дедушкой, это нонсенс, сапоги всмятку! Как же ты собираешься импонировать властям?

Достоевский глубок настолько, насколько может быть глубоко разумное существо, именуемое человеком. С человеческой точки зрения, с точки зрения правды, прощать нельзя, а с христианской точки зрения, с точки зрения истины – нельзя не прощать.

Неразрешимая загадка! Конфликт! Еще один парадокс!

О каком согласии можно говорить в подобном случае?

А вот о каком!

О божественном!!!

Добро вообще не может карать – на то оно и добро!

Если добро не может карать, пусть покарает зло. По этому поводу Шиллер заметил:

Грешник достоин наказания – и оно должно свершиться, хотя бы рукой дьявола, рукой власти, но это отнюдь не значит, что эта рука есть воплощение добра.

Суд Божий неотвратим, и эта аксиома находит подтверждение в поступках комиссаров, так что не будем взывать к темному прошлому. Господь недаром попустил большевикам. Если старый режим развалился в одночасье, значит, прежняя Россия оказалась с гнильцой. Пришла пора воздаяния за грехи. Пусть комиссары исполнят волю истории. Затем придет их черед.

Господь лишь попускает злу.

Теперь тебе понятно, как именно попускает?

Правильно – карает!!

Руками…»

На этом страница обрывалась.

Я уставился на неровно оторванный край листа как на прочерченный маршрут выживания. Уставился в ожидании чуда – пусть свет во тьме засияет.

Уставился в ожидании ржания котов, блеяния собак.

Уставился в ожидании зова с небес, вспышки Вифлеемской звезды.

Вокруг была тишина, тьма.

Беспросветная, перестроечная…

Издалека явилась смутная догадка – не так прост был Булгаков, чтобы написанием «Батума» пытаться «навести мосты», «вписаться» в нарождавшийся социалистический реализм… Советовать члену партии в тридцать каком-то году ознакомиться с Достоевским, официально объявленным «церковным мракобесом» и «буржуазным реакционером», – это было смелое решение.