Операция "Булгаков" - Михаил Ишков

Следователь: Ты здесь не юродствуй! Погоди, мы и с вашими «академиями» разберемся…

Понырев: Гражданин следователь, романы Достоевского, в частности «Бесы», – это золотой фонд не только русской, но и мировой литературы. Они входят в программу подготовки филологов, и историков. В разговоре со мной драматург Булгаков упомянул, что решение проблемы зла невозможно без знакомства с творчеством Достоевского.

Следователь (перебивая): Кто упомянул? Булгаков? Это что за птица?.. Да у вас, у библиотекарей, оказывается, целая организация?.. С этого места поподробней. Выкладывай подноготную, сука!..

Понырев: Булгаков не птица, а известный работник культуры, драматург и писатель. В настоящее время он активно работает над пьесой о вожде пролетариата всего мира Иосифе Виссарионовиче Сталине…

На этом запись обрывалась.

Я отчаянно потер виски, затем с удивлением повертел обрывок в руках, даже на обратную сторону заглянул.

Странный документ!.. Ни даты, ни фамилии следователя…

Кто мог бы предъявить Поныреву обвинение в антисоветской агитации да еще в такой оскорбительной форме? На Рылеева не похоже… Он несомненно знал, зачем Поныреву понадобились романы Достоевского.

Ниже я обнаружил рапорт одного из руководителей СПО Ильина на имя заместителя наркома НКВД Берии Л. П.

15 января 1938 года

«…довожу до вашего сведения, что … (вымарано. – Примеч. соавт.) отделом СПО ГУГБ НКВД было произведено задержание аспиранта МГУ Понырева И. Н. Основанием явилась агентурная записка его соседа по общежитию (вымарано), (оперативный псевдоним «Минарет») утверждавшего, что вышепоименованный Понырев хранит запрещенную литературу, в частности романы Достоевского «Бесы» и «Братья Карамазовы», несколько поэм эсеровского подпевалы Н. Клюева, а также изданные за границей пасквили белоэмигранта Бунина.

Все эти произведения находятся в ограниченном доступе и, судя по подтвержденному в ходе допросов заявлению Понырева, потребовались ему для работы над диссертацией.

Обращаю ваше внимание, что вышепоименованный Понырев является одним из важнейших источников по М. А. Булгакову и его задержание ведет к срыву ответственного задания высшего руководства страны по работе с творческой интеллигенцией, а именно – с членами Союза писателей СССР.

Потеря важного информатора, а также болезненный характер Булгакова, которой может истолковать арест своего ученика как сбор материалов против него лично, может подтолкнуть неуравновешенного драматурга к непредсказуемым последствиям, на что руководство страны обращало особое внимание прежних руководителей НКВД.

Категорическое требование обеспечить Булгакову надлежащие условия существования и работы как и неукоснительный запрет каким-либо образом фиксировать его имя в протоколах, содержащееся в приказе № (вымарано) от … 1936 года, имеет силу и в настоящее время.

Считаю необходимым залегендировать арест Понырева И. Н. как беседу, а его допрос – как ознакомление с деятельностью на научном поприще, для чего Понырева следует немедленно передать в (вымарано) отдел СПО для дальнейшей работы…»

Подпись, дата…

В левом верхнем углу резолюция «Передать субъекта», подпись – «Берия». Ниже – «Согласен. Ежов».

Из воспоминаний И. Н Понырева:

«…что же не заходите, Иван Николаевич?

– Боюсь, Михаил Афанасьевич…

– Тогда прогуляемся?..

– Давайте…

– До Патриарших?

– Давайте до Патриарших…

– Что-то вас, друг мой, давно видно не было. Как продвигается диссертация?

– С трудом.

– В чем же трудности?

– В Достоевском, Михаил Афанасьевич.

– Вот как!

Мы пересекли узкую улочку, по которой никогда не ходили трамваи, и вышли на аллею, огибающую грязноватый, покрытый желтоватым липовым цветом пруд. Здесь было многолюдно. Свободных скамеек было немного, и все они располагались далеко от входа.

– …Давайте устроимся вон на той, незанятой, – предложил Булгаков. – Она мне особенно по сердцу. Будьте покойны, у этой скамейки странное свойство – стоит только присесть на нее, как тут же начинает мерещиться всякая чертовщина.

Я вздохнул.

– Если бы только мерещилась. А то не успеешь оглянуться, вот она.

– Вы кого имеете в виду?

– Чертовщину, кого же еще. Не наши же доблестные органы.

Добравшись до заветной скамьи, я с облегчением уселся. Ноги в ту пору подчинялись мне с трудом, и лишняя сотня метров пешком давалась с огромными усилиями.

– Что с вами? – заметив мои мучения, спросил Булгаков.

– Что-то ноги стали отекать. И отдышка замучила.

– Надо обязательно показаться врачу. Можно взглянуть на ваши ноги. Какой-никакой, а я все-таки врач.

Я осторожно приподнял штанины, и Михаил Афанасьевич испугано глянул на меня.

Я объяснил:

– Врач в университетском медпункте тоже до смерти перепугался. Видать, ему уже приходилось встречаться с этой болезнью. Она называется «выстойка». Это очень опасная болезнь. Врач выписал мне какую-то мазь и примочки, посоветовал принимать ванны и тут же отправил восвояси. На прощание посоветовал поменьше стоять на ногах. Его бы устами да мед пить.

Я перевел дыхание и добавил:

– Михаил Афанасьевич, я разрешил осмотреть мои ноги в качестве наглядного примера. Пусть известный драматург лично убедиться, насколько умело наши доблестные чекисты пользуются этой болезнью.

Глаза у Булгакова округлились от ужаса.

– «Выстойкой»?

– Ага.

– Что такое «выстойка»? Никогда не слышал. Это заразная болезнь?

– Еще какая заразная! Инфекционная… У нас сейчас просто эпидемия на «выстойку»… Стоит на допросе упомянуть чье-нибудь имя, как будьте уверены – «выстойка» ему обеспечена. Если откажется отвечать… Поставят по стойке смирно – и ни согнуться, ни присесть, ни прислониться. Если потеряете сознание, помогут, приведут в чувство. И снова по стойке смирно. Я, например, выдержал двое суток. Но это я, сын трудового народа, а вот вы, «белая кость», вряд ли сдюжите больше нескольких часов.

У входа на аллею со стороны Малой Бронной ниоткуда возникла женщина средних лет. Она буквально соткалась из воздуха…

Я затаил дыхание…

Женщина ступала по самому краешку посыпанной кирпичной крошкой аллеи. Шла не глядя под ноги, не поднимая глаз, слезы катились по ее лицу. Молодой человек в военной форме и прильнувшая к нему девушка, едва не столкнувшиеся с ней, буквально шарахнулись в сторону.