Разминка перед боем - Александр Харников

– Карл Павлович, – сказал ему Шумилин, – вы бы присели в кресло. Если не возражаете, я налью вам чего-нибудь выпить, чтобы вы быстрее пришли в себя.

Брюллов машинально кивнул, и Александр, достав из шкафчика заветный графинчик, плеснул грамм пятьдесят коньяка в стоявший на столе стеклянный стакан. Художник выпил залпом, закашлялся и замахал руками.

Шумилин налил в тот же стакан апельсиновый сок из большого двухлитрового картонного пакета и протянул Брюллову. Тот сделал несколько глотков и лишь тогда окончательно пришел в себя. Лицо его зарозовело, и взгляд стал более или менее осмысленным.

– Александр Павлович, – сказал он, – благодарю вас. Как это все необычно и чудесно! Мне казалось, что я сплю и вижу какой-то странный сон…

Шумилин улыбнулся – подобная реакция выходцев из прошлого стала для него уже привычной.

В этот момент шуршание и хихиканье за перегородкой прекратились, и оттуда выпорхнули две Ольги. При виде их у Брюллова снова отвалилась челюсть, а рука Шумилина опять потянулась к графинчику с коньяком.

Перед обомлевшим от удивления художником стояли две красавицы в невиданных для XIX века платьях. На княгине Одоевской был неприлично короткий – выше колен! – сарафан, открывающий стройные ноги в легких белых туфельках. Открытые плечи и руки, грудь и живот, не затянутые в корсет – все это шокировало художника.

А его любимая Ольга вообще была одета так, что при взгляде на нее у Карла Павловича во рту пересохло, а сердце застучало с бешеной скоростью. «Кузина-белошвейка» надела полупрозрачный топик, открывающий гладкий стройный животик, и обтягивающие бедра лосины. Выглядела она так соблазнительно, и у Брюллова кровь бросилась в лицо.

– Мы готовы, – стараясь не улыбнуться, сказала Ольга, – давайте, Владимир Федорович, идите, переодевайтесь. Скоро сюда должен подъехать Вадим, и мы отправимся в путь. А ты, Карл, – сказала она Брюллову, – веди себя хорошо, не балуйся… – и Ольга шутливо погрозила своему любимому пальчиком.

Минут через десять, когда все были уже экипированы в соответствии с модами XXI века, в ангар вошел Вадим Шумилин. Он как со старыми и добрыми знакомыми поздоровался с Одоевскими, чмокнул в щечку Ольгу Румянцеву – при этом лицо Брюллова исказила легкая гримаса ревности, – пожал руку отцу и с любопытством посмотрел на художника.

– Карета подана, господа, – шутливо сказал он. – А ты, папа, обожди немного. Если я не попаду в пробку, то где-то часика через два вернусь за вами.

Ольга и чета Одоевских вскоре уехали, а Шумилин и Брюллов остались одни в полутемном, пахнущем бензином и краской ангаре.

– Ну, и как вам у нас? – поинтересовался Александр, взглянув на притихшего Брюллова. – Наверное, все весьма непривычно и странно?

– Вы знаете, – сказал, немного подумав, художник, – в голове у меня сейчас все перемешалось, и я пытаюсь осознать то, чему я стал свидетелем. Скажите, Александр Павлович, у вас женщины всегда так одеваются? И почему власти ваши не запрещают подобные наряды?

– Нет, Карл Павлович, – засмеялся Шумилин, – никто наших дам не принуждает носить длинные юбки, закрывать их чудесные ножки и мешать нам, мужчинам, любоваться их прелестями. Думаю, вам как художнику будет весьма интересно побродить по улицам и посмотреть на их наряды. Ну, а если вы еще с Ольгой на пляж сходите… Но это лишь в том случае, если Ольга Валерьевна будет не против, – пошутил он. – Она у нас натура страстная и в ревности своей может наломать немало дров.

– А скажите, Александр Павлович, – осторожно спросил Брюллов, – вы давно знаете Ольгу Валерьевну? Ее сердце сейчас свободно? Вы ведь видите, что я неравнодушен к ней…

– Знаю я ее давно, Карл Павлович, – ответил Шумилин. – Скажу вам, что Ольга – чудесный человек, замечательная женщина, умница. Только как-то ей не везло в любви. Бывает такое. Она была замужем, но ее избранник не оценил все достоинства Ольги, и они вскоре расстались. Сейчас же ее сердце занято исключительно вами. И я попрошу вас, Карл Павлович, не обмануть ее чувства.

– Нет, Александр Павлович, – взволнованно воскликнул Брюллов, в возбуждении даже вскочив с кресла, – я всем сердцем люблю Ольгу и готов за нее отдать жизнь. Я буду счастлив предложить ей руку и сердце.

– Ну, вот и отлично, – улыбнувшись, сказал Шумилин, – мы, ее друзья, будем очень рады, если все произойдет именно так…

Чтобы немного отвлечь художника от его размышлений, Шумилин предложил ему выйти на улицу и немного подышать воздухом. Благо уже стемнело и их немного странные для XXI века костюмы не так бросались в глаза.

Кроме того, Александр хотел убедиться – не появилось ли что-то, что указывало бы на «заботу» о них коллег Олега Щукина. Имея некоторое представление о работе «конторы глубокого бурения», он был уверен на сто процентов, что Большой брат теперь будет пристально наблюдать за ними.

И действительно, метрах в ста – ста пятидесяти от автомастерской Виктора Сергеева стоял небольшой фургон-автолавка, который торговал сдобой, пирогами, ватрушками и прочей выпечкой. Раньше его здесь не было. Шумилин прикинул, что для торговли место выбрано было не самое удачное – народа, проходящего мимо фургончика, почти не было, а следовательно, и выручка у этой торговой точки вряд ли могла оказаться большой.

«Впрочем, – подумал про себя Шумилин, – может быть, это все и к лучшему».

Да, эти глазастые ребята будут теперь днем и ночью следить за нами, но с другой стороны, случись чего, неприятность какая, они не дадут нас в обиду. Наверное, и вокруг мастерской теперь тоже бродят орлы из «наружки». Вон, к примеру, паренек идет в спортивном костюме, якобы свою овчарушку выгуливает. А сам нет-нет да в нашу сторону глазами постреливает…

Брюллов же стоял рядом и не думал о таких приземленных вещах. Он не отрываясь смотрел на проезжающие мимо автомобили, на яркую световую рекламу, на одетых в незнакомые и непривычные наряды людей. Как это все было не похоже на тот Петербург, который он оставил несколько часов назад! И в этом странном мире жила его возлюбленная – женщина из будущего. Брюллов хотел, чтобы она стала для него родной и самой близкой на свете. Но он не знал, получится ли это у него.

– А вот и Вадим с Ольгой возвращаются! – Шумилин прервал лирические размышления художника, вернув того в суровую реальность. – Сейчас и мы с вами отправимся в путь. Ольга привезла одежду, вы переоденетесь, и Вадим отвезет вас к ней. Там вы и будете пока жить. А мне предстоит еще много работы. Думаю, что и вы не будете скучать…

Брюллов покраснел и потупился. Он, словно неопытный в любви юноша накануне первого свидания, с замиранием сердца ждал того момента, когда они с Ольгой останутся вдвоем. Ждал и боялся. Уж больно все происходящее было для него необычным и пугающим.

Сама же Ольга, веселая и прекрасная, бежала к нему, размахивая каким-то непонятным предметом, завернутым в блестящую бумагу.

– Карл, а я тебе мороженое купила! – закричала она. – Все считают, что мороженое, сделанное в Петербурге – самое лучшее в России. Ты попробуй, тебе обязательно понравится!