Вопреки - Валентина Кострова

— Добрый день, - мне улыбается врач. Такая приятная женщина, что хочется ей довериться и раскрыть свои секреты. На секунду я зачем-то вспоминаю маму, с которой у меня никогда не было теплых отношений, с которой я по-прежнему не виделась, живя с ней в одном городе. О папе лучше не думать.

Прием длится полчаса, из кабинета я выхожу с дебильной улыбкой и не знаю, плакать мне или смеяться. Бойтесь своих желаний, они имеют свойство сбываться. Три недели под сердцем ношу маленькую кроху. Сначала мне трудно дышать от этой новости, мысли путаются. Я вроде счастлива, но какое-то тревожное чувство меня не отпускает. Беспокойство за реакцию Германа. Он пару раз вскользь говорил о детях, но никогда я от него не слышала пылкости в этих разговорах. Иногда мне кажется, что ему вполне хватает Кэтрин. Он готов служить только ей и исполнять только ее прихоти.

— Марьяна? – на меня смотрит в упор женщина.

Я останавливаюсь и не верю глазам. Все такая же красивая, все такая же молодая, словно время над ней не властно. Сейчас в груди возникает ощущение, как при встрече с звездой экрана, которую ты привык видеть только по телевизору. В моем случае только в воспоминаниях. Перекладываю сумку из одной руки в другую и медленно подхожу к ней.

— Здравствуй, мама.

Она вздрагивает от моего обращения, словно я ей дала пощечину. Поджимает губы, но не успевает скрыть боль в глазах. Может впервые за всю жизнь ей больно от того, что потеряла дочь. Чем больше я на нее смотрю, тем четче понимаю – в эту семью мне дорога заказана. Никакие откровенные разговоры, покаяния не помогут нам забыть претензии друг к другу, предательства, отчуждение.

— Как папа?

— Хорошо. Все у него хорошо, - неловко улыбается, пытается не так жадно меня рассматривать. Усмехаюсь. Об этой встрече она отцу не расскажет. Это будет ее маленькая тайна. У меня возникает потребность показать ей Кэтрин, рассказать о беременности. Я хочу ее порадовать, поэтому засовываю руку в карман пиджака, достаю телефон.

— У меня дочка, Кэтрин, - снимаю блокировку. – Она уже совсем большая, ей четыре года, - нахожу в фотографию дочери, разворачиваю экран.

— Не надо! – резко отшатывается от меня мама, заставив почувствовать в груди болезненный спазм. Рука в воздухе висит от силы секунды две, я решительно прячу мобильник. Она смотрит немного виновато, но мне от этого не легче. Я не произношу слов на прощания, прохожу мимо, немного ее обойдя, как препятствие на своем пути.

Выйдя на улицу, хватаю ртом воздух, приложив руку к груди. Мне все же больно, как бы я не крепилась, как бы я не делала вид, что родители мне не нужны. Я хочу семью. Настоящую. Со своими традициями, со своими воспоминаниями. Я сделаю все возможное, чтобы ни Кэтрин, ни будущий малыш никогда не узнали, что такое родительское разочарование. Мне жизненно необходимо, чтобы мои дети в полной мере ощутили любовь мамы и папы, знали, что их любят просто так. Любят за то, что они есть.

Сегодня не десятое число, но ответ я хочу дать именно сегодня. Поэтому прямиком направляюсь в офис к Герману.

— Герман Александрович у себя? – на ходу спрашиваю секретаршу. Она не успевает мне ответить, я резко дергаю на себя дверь.

— Вам туда нельзя! – несется в спину. Мне можно, но только вот совсем не вовремя мне захотелось дать Герману свое согласие на то, чтобы быть его женой. На меня смотрят десять пар разных глаз.

— На сегодня все, прошу доработать проекты, учесть мои замечания. Завтра жду вас с отчетами, - реагирует Соболь, первым встав из-за переговорного стола. Я делаю шаг в сторону, чтобы не мешать сотрудникам выйти из кабинета начальника. Герман подходит к двери, закрывает ее за последним человеком, поворачивается ко мне.

— Что случилось? Ты выглядишь возбужденной.

Берет под локоть, подводит к дивану. Усадив меня, поворачивается к бару, наливает стакан воды. Отдав его мне, устраивается в кресле напротив. Терпеливо ждет от меня объяснений. Я понимаю, что его рабочее время расписано по минутам, но не могу сразу найти слова. А просто сказать «да» мне кажется слишком просто.

— Я согласна выйти за тебя замуж. Кажется, мы достаточно всего вместе пережили, нам двоим нужна семья, - выпаливаю на одном дыхании, в ожидании смотрю на Германа.

— И что стало причиной твоего согласия?

— Ничего! – быстро отвечаю, темная бровь иронично и неверующе изгибается. Терзаю зубами губу. Немного подумав, со вздохом признаюсь:

— Я встретила маму. Она отказалась взглянуть на Кэтрин даже на фотографии. Именно тогда я поняла, что хочу настоящую семью для нас с тобой. Мы оба с тобой ее не имели в правильном понимании, поэтому должны быть хорошими родителями для наших детей.

— Детей? – эхом переспрашивает Герман, подается в мою сторону. Его взгляд темнеет, превращая серые глаза в почти в черные. – Я не ослышался?

— Нет, - смущенно улыбаюсь, склонив голову на бок. Немного копошусь в сумке, достаю снимки с узи, протягиваю их ему. – У нас будет ребенок.

— Ребенок? – вдруг сипит Герман, впиваясь неподвижным взглядом в черно-белые снимки. Теперь я подаюсь в его сторону.

— Видишь вот это пятнышко? Вот это наш малыш. Ему всего лишь три недели, но врач сказал, что все соответствует нормам. Так что через полгода ты меня совсем разлюбишь и найдешь себе молодую любовницу, потому что ее проще будет обнять за талию, чем меня...

— Замолчи! – прерывает меня, подозрительно блестящими глазами смотря мне в глаза. – Больше не слова.

— Я... – не дает мне возмутиться, обхватывает затылок ладонью, прильнув к губам.

Кажется, совсем не дышит, не насилует мой рот. Упирается лбом в мой лоб, глубоко дышит несколько секунд, отстраняется и смотрит на живот. Выглядит растерянным, немного потерянным и дурачком. Вздохнув, вскидывает глаза.

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Я подумаю.

— Марьяна! – рычит, сердито сверкнув глазами.

— Ну, какие тут могут быть вопросы! Конечно, да! – перебираюсь к нему на колени, обнимаю за шею, смеюсь. Глажу кончиками пальцами его лицо, очерчиваю угловатую улыбку.

— Я люблю тебя,  Герман.

— Когда появится невеста, ты только сопли не распусти, - противно насмехается Адам.

Вот на хер меня дернуло попросить его побыть моим шафером! Лучше бы Костю попросил. Тот бы просто молчал рядом. Но капризы беременной женщины с недавнего времени стали законом.

Марьяна меня простила. Не сразу, помучила год, но в итоге согласилась выйти за меня замуж. Единственное, что меня немного удручает – это мысль, что если бы не ее мать, она бы еще долго футболила отказом. Наш ребенок не стал бы для Марьяны поводом для брака. Но это сугубо мои проблемы, главное результат, а он того стоит. Сейчас я стоял под цветочной аркой, слушал мелодичную музыку живого оркестра и ждал невесту. Вместо со мной ждали и гости. Очень узкий, избранный круг людей, с которыми хотелось поделиться личным счастьем.