Бен-Гур - Льюис Уоллес

В этот момент фигура и лицо возницы оказались на виду. Рядом с ним ехал помощник, в позе Миртила[58], Бен-Гур видел только колесничего, стоявшего во весь рост с поводьями, несколько раз обмотанными вокруг пояса. Статная фигура, едва прикрытая туникой светло-розовой ткани, держащая в правой руке кнут. Другая рука, приподнятая на уровень пояса и слегка вытянутая вперед, сжимала четыре пары поводьев. Поза была явно выбрана благодаря ее картинности. Крики и аплодисменты возничий встречал со столь же картинным равнодушием. Память не обманула Бен-Гура – этим колесничим был Мессала!

По великолепию лошадей, роскоши колесницы, по отношению толпы и по его отношению к толпе, но прежде всего по холодному выражению лица, по резкости его орлиных черт Бен-Гур понял, что Мессала ничуть не изменился. Он был все тот же – надменный, самоуверенный и дерзкий, как и прежде, заматеревший в своих амбициях, цинизме и насмешливой беззаботности.

Когда Бен-Гур спускался по ступеням трибун, на нижнюю ступень вскочил араб, воскликнув:

– Люди Востока и Запада – слушайте! Милостивый шейх Илдерим шлет вам свой привет. С четверкой своих лошадей, прямых потомков любимцев Соломона Мудрого, он приехал сюда, чтобы помериться силами с лучшими из лучших. Ему нужен могучий наездник, который мог бы править ими. Тому, кто сможет сделать это так, чтобы шейх остался доволен, он обещает сказочную награду. Пусть повсюду, на улицах и в цирках, расскажут об этом его предложении. Так сказал мой хозяин, шейх Илдерим Щедрый.

Это объявление вызвало оживление среди людей, собравшихся под навесом. Стало понятно, что уже вечером его будут повторять и обсуждать во всех спортивных кругах Антиохии. Бен-Гур, услышав его, остановился и в раздумье уставился на посланца шейха. Маллух было подумал, что он вот-вот примет это предложение, но испытал облегчение, когда Бен-Гур повернулся к нему и спросил:

– Любезный Маллух, куда мы пойдем теперь?

Тот с достоинством поклонился и, улыбаясь, произнес:

– Поскольку ты, как и многие здесь, посетил рощу впервые в жизни, не угодно ли тебе будет узнать свою судьбу?

– Ты говоришь, узнать судьбу? Хотя такое предложение предполагает некое неверие, что ж, давай пойдем вопрошать богиню.

– Нет, о сын Аррия, поклонники Аполлона придумали нечто более любопытное, чем этот старый трюк. Вместо того чтобы слушать пророчества пифии или сивиллы, они продают чистый лист папируса и просят обмакнуть его в воду некоего ключа. После чего на папирусе проступают стихотворные строки, из которых ты можешь узнать свою судьбу.

Интерес, отразившийся было на лице Бен-Гура, тут же пропал.

– Есть люди, которые не считают нужным тревожиться насчет своего будущего, – мрачно произнес он.

– Тогда ты, наверное, предпочтешь посетить храмы?

– Храмы эти греческие, не правда ли?

– Да, они считаются греческими.

– Эллины были великими знатоками изящных искусств; но в архитектуре они принесли многообразие в жертву простой красоте. Их храмы все похожи один на другой. Как называют этот ключ?

– Кастальским.

– О, это имя известно всему миру. Пойдем туда.

По дороге Маллух осторожно поглядывал на своего спутника. От него не укрылось, что хорошее расположение духа оставило Бен-Гура. Тот не обращал внимания ни на встречавшихся им людей, ни на чудесные творения природы и человеческих рук, мимо которых они проходили. В молчании, даже угрюмо он медленно ступал рядом со своим провожатым.

Появление Мессалы повергло Бен-Гура в глубокое раздумье. Былое снова нахлынуло на него, ему казалось, что всего лишь час назад сильные руки оторвали его от матери, а римский солдат наложил печать на ворота отцовского дома. Он снова вспоминал, как в безнадежном страдании на галерах, склоняясь над веслом, лелеял мечты о мести главным образом Мессале. Стоило пытаться бежать, убеждал он себя, чтобы отомстить Грату, но ради мести Мессале – никогда! А чтобы укрепиться в этой решимости, он твердил себе снова и снова: «Кто дал нам право быть мстителями?» Но тут же появлялись другие мысли: «Когда я молил его о помощи – не для себя, – кто посмеялся надо мной и со смехом отвернулся от меня?» Всякий раз мечта оканчивалась одним и тем же: «В тот день, когда я встречусь с ним, – о добрый Бог моего народа, помоги мне отыскать самое достойное отмщение!»

И вот такая встреча была готова состояться.

Возможно, если бы Бен-Гур обнаружил, что Мессала пребывает в нищете и страданиях, то чувства его были бы совсем другими. Но дело обстояло не так. Мессала явно процветал.

И то, что Маллух принял за потерю хорошего настроения, было на самом деле рассуждениями о том, когда такая встреча должна состояться и каким образом сделать ее наиболее запоминающейся.

Вскоре они свернули в дубовую аллею. По ней прохаживались группами люди, сновали пешеходы и всадники, рабы несли носилки с сидящими в них женщинами. Раздавался стук колес экипажей.

В конце аллеи дорога постепенно переходила в низину, с правой стороны которой возвышалась скала серого гранита, а слева расстилался луг, радуя глаз весенней зеленью травы. Затем им открылся вид на знаменитый Кастальский ключ.

Пробравшись сквозь группу паломников, обступивших это место, Бен-Гур увидел струю родниковой воды, бьющую из расщелины в скале и падающую в большую чашу черного мрамора, из которой, бурля и пенясь, она через воронкообразный сток уходила в землю.

Рядом с чашей, под небольшим навесом, вырубленным в скале, сидел жрец – бородатый старик, одетый в балахон с капюшоном, – настоящий отшельник. Судя по поведению людей, все происходящее здесь едва ли можно было считать аттракционом – как ключ, беспрестанно изливающийся, так и жреца, неизменно пребывающего рядом с ним. Он вслушивался в разговоры, наблюдал, находился на всеобщем обозрении, но не произносил ни слова. Очередной посетитель протягивал к жрецу руку с зажатой в пальцах монетой. С хитрой улыбкой во взоре тот брал деньги и давал гостю лист папируса.

Получивший этот лист человек спешил окунуть его в чашу с водой; затем, держа лист на солнце, получал вознаграждение в виде рифмованных строк, проступавших на его поверхности. Молва, ходившая об этом ключе, высоко превозносила поэтические достоинства таких предсказаний. Но еще до того, как Бен-Гур смог оценить пророчество оракула, взору собравшихся предстали новые посетители, направлявшиеся по лугу к знаменитому источнику. Их появление вызвало всеобщее любопытство, и Бен-Гур не был исключением.

Сначала в глаза ему бросился верблюд, очень высокий и необыкновенно белый, медленно ступавший вслед за едущим на лошади всадником. Houdah, навес над помостом на спине животного, был окрашен в карминный цвет и отделан золотом. Еще двое верховых следовали за верблюдом с длинными копьями в руках.