В.Н.Л. Вера. Надежда. Любовь - Сергей Вавилов

Пройдя мост, переулками и закоулками, скорее по наитию, вышел к площади Восстания.

Тоска не проходила – напротив, усиливалась. Я понимал, что набрал на себя кучу обязательств, которые мне предстоит как-то исполнить. Я вообще не любил долги (а кто их любит, долги?), но долги моральные мне не нравились вдвойне.

Вера, Оля… Артём… Я, кажется, запутался во вранье. Мне следует вести себя более осторожно.

Единственный человек, которому я бы мог пожаловаться и получить понимание, лежал сейчас на м-ском кладбище. Больше близких людей у меня не было.

Паша спал. Видно, его одолели мысли о жене. Ополовиненная «Массандра» светилась в солнечном свете ореховым, богатым цветом. Дурно пахла переполненная пепельница, забивая собой все другие запахи. Раньше я любил, когда в моей м-ской квартире пахло Катей. И сейчас мне бы хотелось, чтобы и Верин запах не выветривался подольше, однако ж вот – пепельница.

Мне нечем было себя занять. С тех пор как в моей комнате утвердился сожитель, я не написал ни буковки. Более того – не видел перспективы какого-либо изменения. Место жительства надо было менять как можно скорее.

Я вытащил деньги. Перепрятал их в ящик стола. Деньги, которые будут уплачены мною за путёвку в жизнь, думал я, и где-то в глубине души своей понимал шаткость этой надежды. Откидывая сомнения только тогда, когда уверял себя, что просто не знаю этой «кухни». Рецепта, по которому следует варить писателя…

Делать было решительно нечего. Разве что высыпать пепельницу и закурить, стряхивая сигарету в чистую емкость. Такая ёмкая перспектива…

Потом я улёгся на диван, и, всё в трещинах, передо мной раскрылось пространство потолка, предоставляя возможность плевать в любую его, потолка, точку. Хотя неотложных дел стало куда больше, чем написанных слов.

«Писателями так не становятся», – сделал я вывод и, обессилев от очевидности, испуганно заснул.

В своих рассказах я никогда не описывал сны! Скучно, не так ли?

Когда человек в разговоре с тобой всегда ровно бодр, это вызывает подозрение. Таким был Югин. Мне казалось, что сообщи я ему, что, например, в его дворе догорает его же автомобиль (наличие автомобиля я предположил гипотетически), Югин отреагировал бы примерно следующим образом:

– Ну ничего, всем сейчас тяжело. Разберёмся.

Исходя из этого, звонил я ему уже без волнений – всё одно получишь ровную, спокойную ленту информации. Моё восхождение на Олимп воспринималось Югиным естественно.

На этот раз телефон заговорил женским голосом. Жена? Дочка? По голосу – скорее жена.

– А кто его спрашивает?

Я назвался.

– Андрюша! – Жена!

– Да, Сергей… Надумали?

– Надумал, – ответил я.

– Ну и правильно, – легко подтвердил он. – Рукописям в столе не место… Так, по денежке мы с вами определились, – беззаботно продолжал он. «По денежке», – подумал я. Ничего себе денежки… – У вас есть набранные тексты?

– Конечно, – ещё бы у меня не было…

– Обложку вы продумали?

– Нет, – ответил я, хотя прикидывал в уме, что мне хотелось бы видеть на лице моего будущего… – Только идеи…

– Ну это с Юлией обсудим… Так-так-так, – соображал он и как будто бы барабанил пальцами по столу. – Приезжайте завтра часика в четыре в издательство… У вас визитка осталась? Там есть адрес. Зайдёте под арку, там сразу направо. Там табличка такая маленькая – «Светозар».

– Часика в четыре я не могу – у меня работа…

– Не мо-же-те? Ну хорошо, давайте полшестого? Юлия до шести… Возьмите дискету с рассказами. Ну деньги – само собой. Если что не так – подвезёте…

Юлия – это кто? Редактор? Корректор? Дизайнер? Какая разница – главное, что она до шести…

Ободрённый конкретикой, я немного успокоился. Скудный ужин и небольшая прогулка (или наоборот) – достойный закат безумных выходных.

В воздухе комнаты витал запах «Массандры». Проснувшийся Паша глотал вино прямо из бутылки.

Я обошёлся без комментариев…

Паша тоже обошёлся без моих замечаний. Только выдохнул:

– Завтра на репу…

Репа – репетиция. Где-то за Александро-Невской лаврой они собирались три раза в неделю. Я знал, что на «репах» на алкоголь группой было наложено табу.

– Слишком дорогое питейное заведение… – как-то обмолвился Паша. В том смысле, что помещение обходилось недёшево, чтобы собираться там с пивом. Если бы такие штуки понял в своё время Оса…

Поздно вечером, когда я вернулся, раздался звонок. Это была Оля.

– Серёш? – она звонила мне впервые…

От неожиданности я даже не знал, как ответить. Потом выдавил:

– Привет…

– Я соскучилась… А Артём вышел за сигаретами…

Днем, вернувшись за очередной полутонной газет, я подошёл к экземному. Его звали Влад.

– Влад, мне надо уйти пораньше…

Он посмотрел на меня так, словно я говорил ему что-то вовсе ненормальное.

– Пораньше – это как? – в голосе его звучало подозрение. Такое, будто оставшееся рабочее время я буду пахать на конкурирующую организацию.

– В полпятого, – говорю.

– Твое дело… – как-то отвернулся он от меня, и я не стал уточнять. Моё – значит, моё!

Я подготовился ещё с вечера. Купил дискету и с горем пополам скопировал туда имеющиеся файлы. Обменять деньги, выданные Артёмом, я рассчитывал в рабочее время. До издательства «Светозар» от места моей работы ходили трамваи. Переехал через мост, сбоку от которого Колизеем раскинулся стадион, где играет команда «Зенит», и ты уже на Васильевском острове…

Вернувшись на работу около четырёх, я оставил в коридоре проклятую телегу и тихонечко, не привлекая внимания, вынырнул вон. Пусть! У нас есть дела поважнее!

«Светозар» я нашёл сразу. Вообще мне непонятно, зачем долго и занудно объяснять схему проезда, когда есть адрес! Упражнения для идиотов. Замечательным было то, что «Светозар» находился в таком же примерно подвале, что и моя знаменитая газета.

Я нажал кнопку звонка. Подождав немного, железная дверь приоткрылась. Швейцаром подрабатывал здесь сам Югин.

– О, Сергей! – мягкая рука сунулась ко мне через порог. – Проходи…

Мы как-то незаметно и в одностороннем порядке перешли на «ты».

Потолки светозаровского коридора были мне не по росту. К тому же на потолке были проложены коммуникации с влажными, в капельках пота, трубами.

Он провёл меня под трубами, открыл одну из дверей. За дверью, уже с потолком нормальным, была отделанная комнатка, холодно освещённая экраном монитора. За монитором сидела маленькая женщина средних бед – не молодая, но и не старая. И как-то некрасивая в меру.