Бойня - Оса Эриксдоттер

Там, за этим перелеском, – Фалунда.

Да, так и есть. В майском ночном полумраке угадывались поле и постройки хутора.

У Ландона все еще не было четко выстроенного плана. Вернее, был, но только один. Один-единственный план. Приехать, взломать замок, выпустить людей. Найти Хелену. Он даже думать не хотел, что будет, если что-то пойдет не так.

Огромный свинарник почти заслоняет дом. Контуры зеленого контейнера видны очень четко, хотя в лунном свете он кажется черным.

Ландон застыл и несколько секунд не решался двинуться дальше. Худшие опасения не оправдались. Он уже представлял вращающиеся голубые мигалки, шарящий по окрестностям вертолетный прожектор – ищут убийцу фермера.

Ничего похожего. Сделал несколько шагов в сторону – в доме темно, ни одно окно не освещено. И вся ферма темная – должно быть, именно так затемняли жилые дома во время войны.

Пошел вдоль опушки, чтобы сократить перебежку по открытому полю. Все как будто бы спокойно, но и превращаться в бегущую мишень без всякой на то необходимости нет никакого резона.

А это еще что? Ландон замер – послышалось урчание автомобильного мотора. Или показалось? Нет, не показалось. Откуда-то со стороны закрытого шлагбаумом въезда. Спрятался за куст. По дому заерзали блики света от фар.

Он раздвинул ветки и осторожно выглянул.

Грузовик остановился рядом со свинарником. Отсюда слышны голоса, но различить что-либо, кроме мечущихся теней, невозможно.

Подъехал еще один грузовик. На этот раз ясно виден большой ребристый кузов.

Скотовоз.

Несколько человек быстро и с грохотом разобрали полицейские решетки вокруг свинарника и составили их в виде коридора.

Ландон решился и подполз ближе. Люди в форме. Молодые парни, судя по голосам.

Открыли кузов и опустили пандус. Ландон охнул – кузов пуст.

Приехали, чтобы их забрать.

Парни встали по обе стороны перекрытого прохода. Двое открыли дверь свинарника. Крики, стоны, плач, проход заполнился бесформенными, качающимися тенями. Кто-то падал, таких затаптывали. Солдат пнул одного из лежащих – тот не пошевелился.

Ландон зажмурился – ему показалось, что это ребенок. Прикусил рукав, чтобы не закричать, и в ужасе понял, что вот-вот потеряет сознание.

Как они могут? Как они могут?

Пронзительный женский крик. В сердце точно воткнули нож.

Хелена?

В контровом свете от фар видно, как людей заталкивают в кузов. Солдаты начинали терять терпение, то и дело слышались хриплые крики и глухие удары дубинок.

Это его последний шанс. Если Хелена среди них…

Ландон вскочил в холодном поту. Джинсы совершенно промокли от ночной росы. Стараясь не хрустнуть случайной веткой, побежал по леску к машине.

Это его последняя возможность. Если Хелена среди них…

Внезапно раздался выстрел. Он вздрогнул. Чуть не упал, но все же продолжал бежать к машине, то и дело оскользаясь на покрытых влажным мхом камнях. Рванул дверцу “вольво”, бросил ружье на пассажирское сиденье, включил скорость, вернулся к въезду на ферму. Щит с надписью “Свинина из Фалунды” в лунном свете казался совершенно белым, чуть ли не фосфоресцировал.

И почти сразу Ландон услышал звук мотора. Через полкилометра – въезд на другой хутор. Успеет, если они не будут гнать как сумасшедшие.

Хотя кто же они еще? Сумасшедшие. Тяжелые, неизлечимые психопаты.

Пучок света от фар мелькнул в зеркале заднего вида, когда он уже был у цели. Притормозил и с визгом свернул на дорожку, ведущую к соседу Улы Шёгрена. Через десять секунд грузовик, хрустя гравием, прогрохотал мимо.

Ландон вытер пот со лба, вырулил на дорогу и поехал за грузовиком.

Окей, непрерывно бормотал он, окей… Хотя расстояние между “окей” и положением, в котором он находился, можно измерять в световых годах. Но теперь, по крайней мере, он преследовал скотовоз с людьми. Он знает, что там люди, и постарается не упустить. Шансы на успех его первого плана были настолько малы, что теперешнюю ситуацию, пожалуй, и можно охарактеризовать как “окей”. Зависит от того, что и как сравнивать.

Он посмотрел в зеркало. А второй грузовик? Уже уехал? Или остался там, а он преследует первый?

Наверняка скоро выяснится.

– Все сразу, быстро!

– Встать у дверей!

– Тихо… притворяемся, что спим.

Притворяемся, что мертвы, подумала Глория.

Ближе к правде.

Сколько же прошло с того дня, когда их схватили в Хувете? Она потеряла счет времени. Поначалу Глория считала дни по рассветам, просачивающимся сквозь щели в потолке. Но она столько раз теряла сознание, что ее расчеты вряд ли достоверны. Нога болела, как только она пыталась на нее опереться. А сегодня утром боль выстрелила от колена до промежности с такой силой, что она опять отключилась. В который раз.

Больше всего ее пугало остаться одной из последних. Или самой последней. Вдохнуть заменивший воздух всепроникающий смрад нескольких тонн разлагающейся человеческой плоти – и умереть.

Под вечер обычно лили воду из шлангов. Счастливчикам, тем, кто еще сохранил достаточно сил, удавалось смочить рот, но влага, впитавшая трупный запах, проникала повсюду. Почти всех рвало желчью.

Глория посмотрела на дверь. За стеной возня – лязганье заградительных решеток, натужный скрип опускаемого пандуса.

Они приехали опять.

Почти никто не шевелится. Смогут ли они уйти, если им дадут такой шанс? Если сейчас откроют двери настежь, половина так и останется лежать на полу.

Ну нет. Она поползла на коленях к выходу. Суждено умереть – что ж, никто не вечен. Но почему-то казалось очень важным умереть не в свинарнике, а под чистым, открытым небом. Глория вцепилась в проволочную решетку и заставила себя встать. До двери – всего два бокса.

– Как только они откроют дверь, мы нажмем и сметем их. Только дружно. Все вместе.

Опять начинается…

– А если у них оружие?

– Они же не могут расстрелять нас всех одновременно!

– И бежать в разные стороны!

– Нет, нет… поодиночке нам не уцелеть. Лучше держаться вместе.

– Но многие даже идти не могут. Надо же помочь…

– Надо помогать себе самим. Это единственный шанс!

Глория, держась за решетку, доковыляла до следующего бокса. Дальше выход.

Резкий хлопок.

Что они собираются делать? Отпустить нас?

Какое там – отпустить… Глорию окатила ледяная волна такой тоски, какую она не испытывала ни разу в жизни.