MOBY. Саундтрек моей жизни - Моби

В кабинку зашел Карлос, он же Соул Слингер.

– Эй, не хочешь закончить пораньше? – спросил он. Я отыграл всего тридцать пять минут из часового сета. Непонятно было, чего в этом вопросе больше – грубости или желания помочь. Либо он сказал мне, что я полностью провалился перед восемьюстами накачанных наркотиками ребят (это я и без него понимал), либо давал мне возможность поскорее покончить с этой диджейской катастрофой. А может быть, Карлос хотел дать мне понять, что он и «НАСА» ушли далеко вперед?

Тьма в клубе появилась не случайно: ее создали и поддерживали. Пока я оплакивал гибель веселого техно, под которое все дружно вскидывают руки, все остальные, похоже, только радовались, что эпохе счастливых гимнов настал конец. Рейв-гимны годовой давности были моветоном для остальных диджеев из «НАСА», которые стали мрачными и утонченными. «Неужели мы когда-то обнимались и вскидывали руки? – словно спрашивали они. – Нет, конечно. Или, даже если мы по молодости и делали глупости, то сейчас все уже повзрослели и оставили наивность и веселость позади». Я почувствовал себя рейвовым эквивалентом товарища Троцкого, вымаранной из истории фигурой той эпохи, которой, по новым официальным данным, никогда не было.

Я отошел от вертушек и дал Карлосу поставить свою пластинку. Обычно, когда ты идешь диджеить, ты оставляешь последний трек предыдущего диджея играть, а потом постепенно переходишь от него к своему первому. Так и перерыва не делаешь, чтобы люди продолжали танцевать, и одновременно демонстрируешь уважение к коллеге. Через пятнадцать секунд после того, как я отошел от вертушек, Соул Слингер нажал «стоп» на Technics 1200, резко и неуклюже остановив веселье Playing with Knives.

Последовали две секунды мертвой тишины, а потом он поставил свою первую пластинку – какой-то мрачный джангл. Люди начали просыпаться. Кто-то из отдыхавших у стен рейверов вышел на танцпол и стал танцевать. Послышались даже радостные крики.

Ди-Би подошел ко мне и похлопал по плечу.

– Хреновый сет, Мо, – сказал он. Я печально и устало кивнул.

Я остался стоять позади Карлоса. Он поставил еще несколько джангл-треков, и аудитория с каждым из них все больше оживлялась. И внезапно я все понял: монохромные стробоскопы, мрачная и угловатая музыка, наркотики. Теперь это их мир. Меня вежливо терпели, но я – трезвенник-реликт из девяносто второго года. Или, может быть, даже девяносто первого.

Направляясь к выходу, я зашел в будку осветителя, чтобы попрощаться со Скотто. Он приплясывал, управляя прожекторами и стробоскопами. Я похлопал его по плечу. Он оглянулся, увидел меня и отвернулся обратно к пульту. Я оглядел зал, пытаясь понять, действительно ли все присутствующие понимают, насколько я устарел. Но никто не обращал вообще никакого внимания ни на меня, ни на мою усталость, ни на мой позор. Я вышел через черный ход клуба на Лейт-стрит.

Дверь закрылась за мной, и мир внезапно стал абсолютно тихим. Трибека была безлюдным местом, особенно после полуночи в пятницу. Я хотел попрощаться с Гейбом – мне показалось, что он тоже выглядел грустным. Я обошел вокруг клуба; рейверы уже перестали кататься на скейтах и либо сидели, либо спали прямо на тротуаре. Одна парочка обжималась, прислонившись к чьей-то пустой машине. Парень засунул руку девушке под футболку, но никто из них не двигался и не выглядел особенно возбужденным.

Гейб стоял у входа.

– Уже отыграл? – удивился он. – Я думал, ты заканчиваешь в два.

– Ага, Карлос продолжил за меня. – Я посмотрел на вырубившихся рейверов. – Похоже, это уже на самом деле не моя сцена, – добавил я.

Он почувствовал, насколько я пал духом.

– Знаешь, я тоже уже не уверен, что это моя сцена, – признался он.

Мне нужен был этот момент солидарности. Ди-Би, Скотто, Соул Слингер и накачанные кетамином рейверы ушли вперед, и, если подумать, я не мог на них за это обижаться. Танцевальная сцена всегда искала чего-то нового, а я уже не был новым. Но «НАСА» казался домом для моей души. Я представлял себе, как буду играть счастливые рейвовые гимны для счастливых рейверов в «НАСА» еще много лет. В конце концов мы постареем и вместе поприветствуем новое тысячелетие, по-прежнему вскидывая руки под веселые техно-треки с завывающим женским вокалом.

– Ладно, спокойной ночи, Гейб, – сказал я. – Ты хороший парень. Спасибо.

– Ты тоже хороший парень, Моби, – ответил он и пожал мне руку.

Я ушел от клуба и стал искать такси. Дойдя до Гудзон-стрит, я уже не слышал эха барабанов.

Когда я в последний раз был в Ист-Хэмптоне на Лонг-Айленде в 1988 году с Джанет, больше всего меня впечатлил пончиковый робот. Он готовил пончики в витрине пекарни; у стекла стояли дети и будущий техно-музыкант – мы наблюдали за процессом. Он больше напоминал маленький фабричный конвейер, чем C-3PO, но мне все равно было интересно, потому что эту штуку все же назвали роботом. Он выплевывал комочки теста на конвейер, сталкивал их во фритюр, сушил под инфракрасными лампами и выкладывал на маленькую тележку.

Сейчас же, пять лет спустя, я вернулся в Ист-Хэмптон, чтобы сбежать от разваливающейся жизни. Моя ситуация с Instinct Records неуклонно ухудшалась, поэтому я решил отвлечься и проверить, есть ли еще в Ист-Хэмптоне пончиковый робот. Я был веганом и не мог есть пончики, но разве есть способ лучше провести прекрасный летний день, чем наблюдать, как гигантский робот готовит пончики?

Пол и его друг Джеймс ехали в Ист-Хэмптон со мной. Пол сбрил переднюю половину волос, а заднюю покрасил в розовый; Джеймс был ростом шесть футов пять дюймов и носил желтый ирокез.

После четырех лет с Instinct Records я решил уйти. Лейбл моей мечты, Mute Records из Великобритании, где записывались Ник Кейв, Depeche Mode, Бойд Райс и Nitzer Ebb, хотел меня подписать. Все замечательно, за исключением одной маленькой проблемы. Instinct меня не отпускал.

Обсуждение контрактов на запись – по определению, очень унылое занятие. Даже боссы фирм грамзаписи, юристы, работающие в музыкальном бизнесе, и авторы книг о контрактах на запись наверняка со мной согласятся. Достаточно будет сказать, что мой контракт с Instinct был расплывчатым, несправедливым и очень хреновым, но имел юридическую силу.

Я вежливо спросил Instinct: «Можно мне уйти?» Мне чуть менее вежливо ответили: «Нет». Тогда я снова спросил, уже через своего адвоката: «Можно мне уйти, пожалуйста?» В Instinct ответили: «Хорошо, но ты должен заплатить нам кучу денег».

Это меня весьма смутило, потому что Instinct никогда мне кучи денег не платили, а это означало, что у меня никакой кучи денег не было. Я попросил прояснить ситуацию: «У меня нет денег, но вы хотите, чтобы я заплатил вам кучу денег?» Они ответили: «Пусть твой новый лейбл даст тебе кучу денег, а потом ты отдашь их нам».