MOBY. Саундтрек моей жизни - Моби

– Да, – сказал Пол. – Конечно.

«Конечно» значило для меня много.

У нас в Коннектикуте был один друг, который очень не любил однозначных ответов. Вместо «да» он всегда отвечал «конечно». Так что несколько лет назад мы решили, что «конечно» означает «на сто процентов, совершенно точно да». Пол только что сказал «конечно», а это значило, что он полностью во всем уверен и все знает, и я когда-нибудь снова стану выпускать пластинки. Мой мозг еще не совсем освободился от паники, сжимавшей его словно тисками, но я уже понимал, что вскоре ему это все же удастся. Я допил кофе и встал.

– Пойдем еще поиграем в крокет? – предложил я.

– Конечно, – уверенно ответил Пол.

– Конечно, – с такой же уверенностью ответил Джеймс, и мы покинули Ист-Хэмптон под дождем.

В старших классах моей самой большой мечтой было влюбиться в идеальную панк-роковую девушку. Сделав домашнее задание, я вечерами катался на мопеде по Дариену, слушал Joy Division или X и мечтал о воображаемой подружке – панк-рокерше. Она будет добрая, с розовыми, зелеными или синими волосами. Она бы обожала Joy Division и иногда прыгала прямо в слэм на хардкорных дневных концертах. А еще она будет любить меня, и мы будем заниматься любовью в гостиной ее родителей, пока те спят наверху.

Проезжая мимо станции Норотон-Хайтс на мопеде, я слышал в наушниках голос Джона Доу: «Я заменю твоего пьяного папашу / Сяду на парковке и буду держать тебя за руки». Вот чего я хотел в старших классах: добрую и умную девушку-панк-рокершу с розовыми волосами и нежными руками.

В конце восьмидесятых мой приятель Джейми стал встречаться с панк-рокершей по имени Сара. Она была милой, носила веганские ботинки «Доктор Мартенс», красила короткие волосы в розовый цвет и любила Minor Threat. И она даже действительно прыгала в слэмах на хардкорных дневных концертах. Я говорил с ней только один или два раза, но решил, что она идеальна. Она была девушкой моего друга, так что я оставил свои чувства при себе и любил ее розовую, пушистую, похожую на пасхальное яйцо голову издали.

А потом, в июне 1993 года, Джейми расстался с Сарой. Еще через два месяца она позвонила мне и сказала, что приедет в Нью-Йорк. Мы пошли ужинать в «Анжелика Китчен», я набрался смелости и признался, что давно уже влюблен в нее. Она покраснела, опустила взгляд в тарелку с лапшой соба и ответила:

– Я в тебя тоже влюблена.

После ужина мы прошлись по Нью-Йорку в августовскую жару, держась за руки и лакомясь веганским мороженым. Она осталась ночевать у меня в квартире, а с утра уехала на электричке в Коннектикут.

– Я через два дня улетаю на Гавайи преподавать, – сказала она.

– Надолго?

– На полгода.

– Я буду писать каждый день, – обещал я.

– По-моему, это как-то слишком.

– Ладно, каждую неделю. Мы поцеловались на вокзале Гранд-Централ, и она ушла вниз по платформе.

Сара улетела на Гавайи, я поехал на гастроли, и мы каждую неделю писали друг другу. Мы и правда не очень хорошо друг друга знали, потому что провели вместе всего одну ночь, но я убедил себя, что она – та самая идеальная веганка и панк-рокерша, о которой я всегда мечтал. Ее письма были краткими, почти односложными, но для меня ее немногословность была символом уверенности и глубины характера. На Гавайях она преподавала экологию ребятам из средней школы, училась серфингу и каждую неделю ходила в походы на природу. Вместе с письмами она присылала мне фотографии – яркие снимки, на которых она, загорелая и в веснушках, улыбается, сидя на пляже в Кауаи. И я был в восторге.

Я тоже присылал ей фотографии вместе с письмами: как я в Великобритании на сцене прыгаю со своего синтезатора, как я потерялся в немецком аэропорту. Я писал, что скучаю по ней, и рассказывал, как трудно вегану и трезвеннику на гастролях. И она тоже была в восторге.

Мои письма становились все длиннее; несмотря на то, что я едва ее знал, мне казалось, что я наконец-то нашел родную душу.

В ноябре я должен был ехать на гастроли с Aphex Twin и Orbital. Под конец тура, перед возвращением в Нью-Йорк, мне поставили шоу в Японии. Перед началом гастролей я позвонил Саре из гостиничного номера в немецком Кёльне в шесть утра. Она взяла трубку, находясь на Гавайях, где уже было шесть вечера.

– У меня идея, – сказал я. – Может быть, мне приехать на Гавайи после того, как тур закончится?

– Будет здорово, – ответила она.

– А потом у меня шоу в Японии – может, поедем вместе?

– Хорошо.

– Гастроли заканчиваются в ноябре, так что я буду у тебя примерно числа двадцатого.

– Отлично, – сказала она. – И вот еще что: я переезжаю обратно на Восточное побережье в декабре.

– Правда? – и, не особо даже задумываясь, я выпалил: – Давай жить вместе?

– У нас будет веганская квартира в Нью-Йорке?

– Конечно. Пока, Сара!

– Пока, Моби.

Я повесил трубку и запаниковал. Что я натворил? Я на самом деле не знаю Сару – мы провели вместе всего одну ночь. Потом я вспомнил, что она веган, панк и преподаватель экологии, и успокоился: я все делаю правильно. Я взрослый человек и никогда еще не жил с подругой, но ведь все взрослые живут с подругами. А еще я решил, что мы с ней родственные души, хотя вместе «вживую» мы провели менее пятнадцати часов.

Я лег на двуспальную кровать в гостиничном номере и попытался уснуть, но я был слишком напуган и возбужден, поэтому просто лежал и смотрел, как через занавески пробивается тусклый солнечный свет.

Я улетел обратно в Штаты на гастроли с Aphex Twin и Orbital, и они разочаровали меня с первого же дня. Мне нравились песни Эфекс Твина, так что я хотел с ним подружиться. Но он почти ни с кем не говорил, а в интервью критиковал меня за то, что я играю на сцене на гитаре и вообще не «настоящий» электронный музыкант. В начале тура мы все ездили на одном автобусе, но я не мог там заснуть и начал летать с концерта на концерт в самолете. Он назвал меня «элитистом», хотя на самом деле я просто страдал от ужасной «автобусной» бессонницы. Неприятное, безрадостное турне продлилось целый месяц, и после него я полетел на Гавайи, чтобы встретиться с Сарой.

Когда я сошел с самолета в Кауаи, Сара подбежала ко мне и обняла; ее кожа пахла солью и кокосами. Мы сели в ее машину и поехали по темным, извилистым гавайским дорогам.

– Тут везде пахнет цветами, – сказал я.