MOBY. Саундтрек моей жизни - Моби

После этого начали тянуться месяцы, юристы потратили сотни оплачиваемых часов на переговоры, а интерес Mute ко мне угасал. Я хотел уйти с Instinct, передо мной была открыта золотая дверь, и через нее я видел Ника Кейва и Depeche Mode, которые говорили мне: «Иди к нам! Записывай музыку для лучшего лейбла в мире!» А я стоял за порогом, опустив голову, и отвечал: «Не могу. Я застрял в юридическом чистилище».

В общем, в состоянии нарастающей паники я решил поехать на выходные в Ист-Хэмптон с Джеймсом и Полом. На станции нас должна была встретить сестра Джеймса и отвезти домой к их родителям.

– Расскажи мне о своей сестре, – сказал я.

– Она учится в Корнелле, проходит доврачебную практику и не станет с тобой встречаться, – ответил Джеймс.

– Но у нее никого нет? – в унисон спросили мы с Полом.

– Да, но она никогда не станет встречаться ни с кем из вас.

– Почему? – спросил Пол.

– Потому что она умная и красивая, – сказал Джеймс.

– Ладно, справедливо, – согласился я, потом спросил: – А откуда у вас дом в Ист-Хэмптоне?

– Родители купили его в шестидесятых за пятнадцать тысяч долларов. Он не очень крутой, но мы ездили туда каждое лето, когда я рос.

– Где будем спать мы с Полом? – спросил я.

– Вы, ребята, будете спать в спальных мешках на полу в моей комнате, – сказал он.

– Неплохо звучит, – ответил я.

– А как насчет комнаты твоей сестры? – спросил Пол. – Я могу остановиться там.

– А я тебя убью во сне, – спокойно сказал Джеймс.

Сестра Джеймса Мэнди ждала нас на станции, одетая в шорты цвета хаки и рубашку-поло. У нее были длинные светлые волосы и лицо типичной студентки «Лиги плюща». Она была похожа на всех девушек, в которых я безответно влюблялся в средних и старших классах.

– Джеймс! – воскликнула она и налетела на него с объятиями. Он познакомил нас, и мы пошли с платформы к «Вольво», на котором приехала Мэнди. Джеймс и Мэнди шли впереди и болтали обо всяких цивилизованных вещах типа учебы, родителей и каникул. Мы с Полом согнулись, как тролли, и вполголоса обменивались репликами:

– Я люблю ее.

– Она моя.

– Нет, иди на хрен, она моя.

– Я люблю ее.

– Нет, я люблю ее.

Мы сели в машину Мэнди, она поставила кассету 10,000 Maniacs и отвезла нас к себе домой.

– Джеймс, этот спальник воняет как дохлый скаут-волчонок, – сказал я, когда мы достали из подвала старые спальные мешки.

– Ты что, спер их из бомжатника, что ли? – спросил Пол.

– Идите в жопу, вы оба, – сказал Джеймс.

– Может, я все-таки лучше буду жить в комнате Мэнди? – предложил я.

– Думаю, ее постель пахнет свежей клубникой, – сказал Пол.

– А может, лучше пойдешь спать в подвал к крысам? – спросил Джеймс.

После полуночи мы приготовили спагетти с салатом айсберг, сели в гостиной с ворсистым коричневым ковром и стали смотреть повтор старой серии «Ночного шоу Дэвида Леттермана». Затем мы поиграли в настольный теннис в подвале, придумав игру, где три участника бегают вокруг стола, в случайном порядке бьют по мячам, орут друг на друга и хохочут как счастливые идиоты. Мы легли в кровати – ну, если точнее, мы с Полом легли в спальные мешки, – и через семь часов проснулись под шум дождя.

– Что нам делать? – спросил я.

– А что делает Мэнди? – спросил Пол. Джеймс проигнорировал его.

– Может, поиграем в крокет под дождем? – спросил я. Мы пошли на задний двор и расставили везде воротца для крокета – за сараями, за углами, в кустах. Нормальный крокет – скучная игра, так что мы придумали «Дождевой ист-хэмптонский партизанский крокет».

– Так что там у тебя с твоим лейблом? – спросил Джеймс, посылая мой мяч через подъездную дорожку под можжевеловый куст. Я объяснил, что хочу уйти от Instinct и подписать контракт с Mute, а также с Elektra в Соединенных Штатах, но в последние девять месяцев Instinct держат меня в заложниках, так что всю оставшуюся жизнь я проведу в лейбловом чистилище.

– А что ты сейчас вообще можешь делать? – спросил Джеймс.

– Могу делать ремиксы для других музыкантов, ездить на гастроли, но вот новые песни выпускать не могу.

– Хреново.

– Ты прав.

– Расскажи Джеймсу о компиляционном альбоме, – сказал Пол.

– В прошлом году Instinct выпустили альбом The Best of Instinct Records. Штука тут вот в чем: я их единственный артист, так что вся пластинка – это моя музыка под пятью разными именами.

Пол добавил:

– А еще Моби убирался в офисе Instinct и сам носил посылки в UPS. Он был чем-то средним между рабом и стажером.

– Ну, какое-то время все было круто, – сказал я.

Мы еще поиграли в крокет под дождем; я одновременно боролся с паническими атаками – вдруг я на самом деле никогда больше не смогу выпускать новую музыку? Потом мы пошли в город, обсуждая девушек, контракты на запись и достоинства полнометражек по «Звездному пути». В городе мы купили кофе и какое-то время наблюдали за работой пончикового робота.

Я почувствовал себя спокойнее, узнав, что он все еще здесь и по-прежнему неустанно готовит пончики для опрятных туристов. Когда я тут был в последний раз, в восемьдесят восьмом, я жил на заброшенной фабрике в Стэмфорде и пытался хоть кого-то заинтересовать в своих демо-кассетах. Теперь же я жил в Нью-Йорке, и у меня были высокооплачиваемые юристы, которые воевали с лейблом, изо всех сил пытавшимся меня удержать. В 1988 году я работал диджеем для тусовок в сорок-пятьдесят человек и зарабатывал 5000 долларов в год. Теперь же я играл на рейвах для тысяч людей и получал почти сто тысяч. Эти положительные изменения, конечно, утешали, но паника все равно крепко укоренилась где-то в стволе мозга.

Мы неохотно ушли от пончикового робота и сели пить кофе на мокрой скамейке в парке. Пол с розовыми волосами и в футболке Siouxsie and the Banshees, Джеймс в своих ботинках «Доктор Мартенс» и с желтым ирокезом… Богатые, прилично одетые люди, приехавшие в Ист-Хэмптон в отпуск, обходили нас по широкой дуге, судя по всему, считая, что интересная внешность – это заразно. Мы сидели молча, пили кофе и притворялись статистами из «Твин Пикса».

– Если и дальше будет дождь, я, наверное, поеду обратно в город, – сказал я. Мне внезапно захотелось вскочить и убежать. У меня отличные друзья, но паника вцепилась в мой мозг и грызла его, как взбесившаяся белка. – Думаете, я когда-нибудь смогу опять выпускать пластинки? – выпалил я.