Дневники русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

то отвечал утвердительно, и тогда барышни уходили веселые и довольные, то отрицательно, тогда следовал печальный вопрос – почему же? Одной при мне возвратили документы, другой, замужней, директор отказал потому, что муж ее не имел служебного положения в Петербурге…

Наконец директор сказал мне:

– Пожалуйте. Все, что я могу для вас сделать – посоветовать обратиться к попечителю округа с прошением, в котором вы изложите все обстоятельства дела. Он человек добрый, быть может, он и сделает для вас что-нибудь.

Он дал мне адрес М.Н. Капустина и сказал, что я могу его застать дома в 3 часа. Придя в номер, я написала прошение и поехала. Извозчик попался довольно бестолковый, он не мог найти квартиры по данному адресу; пришлось справляться в участке, и городовой проводил меня и сестру до дверей квартиры. Нам отворил лакей, чрезвычайно добродушного вида. Первым его словом было:

– Сегодня его превосходительство не приказывали никого принимать.

– Мне невозможно ждать! – воскликнула я. – Я приезжая, мне каждый час дорог, и я не могу ждать до завтра. – Добродушный человек сразу вошел в мое положение и решил принять меня на свой риск, ввиду того, что я приезжая. Попечитель должен был приехать не ранее 4-х часов. Мы погуляли в Летнем саду, и в 4 часа я пришла опять. Дверь была отворена; лакей сбегал наверх и через минуту сказал:

– Пожалуйте. Его превосходительство очень занят; у него инспектор и еще кто-то…

Я вошла в небольшую гостиную; лакей понес мое прошение в кабинет, оттуда слышались голоса; мое прошение прочитали вслух, и не успела я поднять глаз, как высокий и худой старик очутился предо мною.

– Видите ли, сударыня, дело такого рода… я ничего не могу сделать. Хотя вы и совершеннолетняя, но послушание родителям тоже дело необходимое. Все, что я могу для вас сделать, – написать вашей матери письмо, уговорить ее позволить вам учиться. Может быть, она и послушает меня, старика.

И прежде чем я успела что-нибудь сказать, он уселся за стол и велел мне сказать адрес. Крайне неловко было оторвать его, пока он записывал, а между тем я знала, что его превосходительство делает совершенно бесполезную попытку. Он записал адрес.

– Ну, вот теперь я напишу вашей матушке, а вы подождете здесь ответа. До понедельника.

– Ваше превосходительство, я не могу жить здесь так долго; к тому же это все равно бесполезно: в силу раз установившихся предрассудков она не сдастся ни на чьи просьбы…

– Г-м… Но все-таки я напишу, а она пусть ответит мне телеграммой. Надо ждать до субботы.

– Ваше превосходительство, все равно это бесполезно, – сказала я. – Если вы не примете меня здесь, все равно, я уеду в Швейцарию, мне ничего более не осталось, – говорила я, и голос мой зазвенел, в нем слышалась энергия отчаяния: я чувствовала в себе силу, защищая свое право.

– О, какая же вы самостоятельная! – удивился попечитель.

– Позвольте, – вдруг вспомнил он. – Знаете ли, что и в медицинский институт должны поступать с позволения родителей; я сейчас покажу вам правила.

– Неправда, ваше превосходительство, достигшие 21 года принимаются без позволения родителей, – быстро ответила я, совсем забыв, с кем я говорю.

– Не может быть, я покажу вам правила, – он вошел в кабинет и вынес оттуда книжку. В дверях стояли три господина в синих фраках, которые вышли из кабинета и молча смотрели на эту сцену. Его превосходительство быстро прочел § и вдруг запнулся: «Лица, не достигшие 21 года, должны предъявлять позволение родителей. Гм… вы правы… да… до 21 года… Такой редкий, исключительный случай»… Он был озадачен, и очевидно сам растерялся, не зная, что со мной делать. Он усадил меня у окна в кресло; сам сел напротив.

– Расскажите мне, кто вы такая?

В кратких словах рассказала я ему о моей семье. Он удивился:

– Да откуда же вы такая самостоятельная?

– У меня есть средства после отца; и поэтому я поеду за границу, если меня здесь не примут.

– Извините, но который вам год?

– 15 августа мне исполнился 21 г.

– Скажите! Каково нынешнее молодое поколение, – обратился попечитель к господам, неподвижно стоявшим все время у дверей. – Так и рвется к образованию! Нам, старикам, стыдно. Ну, хорошо; я поговорю о вас с министром; приходите завтра, постараюсь сделать, что могу… – добродушно проговорил попечитель, ласково беря меня за руку.

– Ваше превосходительство!.. – Я не могла более сказать ни слова, и слезы так и хлынули из глаз.

– Ну, ну, успокойтесь, приходите завтра, – проговорил он, провожая меня в переднюю.

Дошло до министра! Что может выйти? Дальше идти некуда, надо возвращаться обратно… Но я все-таки не оставлю этого дела: если я сейчас получу отказ, если мое право на продолжение образования не будет признано… тогда я прямо от Капустина еду в редакцию газеты «Новое время» и рассказываю там все… Пусть эта история будет предана гласности; я обращаюсь к общественному мнению, к мнению печати, которая, конечно, должна обратить внимание на возможное повторение таких случаев.

24 августа

Сижу в Летнем саду и пишу. Сейчас надо идти к попечителю. Но мне уже все безразлично… Я так утомлена этими мытарствами, что мне совершенно все равно, каков бы ни был ответ попечителя. Надо собираться ехать в Швейцарию, и я уже думаю о том, где и как достать заграничный паспорт.

24 августа. Вечером

Я принята! О наконец-то, наконец я добралась до пристани. Курсы для меня – пристань, с которой я отправлюсь «в плавание по волнам моря житейского». Когда сегодня я шла к попечителю, странное дело: несмотря на то, что я уже ни на что не надеялась, я думала: неужели же мое случайное знакомство с Э-ном, возобновление знакомства с М.Я.П. было напрасно? Знакомство с одною из слушательниц курсов и моя переписка с ней – неужели это было напрасно? Тогда, зимой, я сочла это за добрый знак, а теперь? Казалось невероятным, чтобы это было напрасно. Все это явилось так случайно, и именно в последний год, когда мне было особенно нужно. И еще: я заметила, что мне ничего в жизни не дается сразу, а непременно пройдя через несколько препятствий, даже до смешного: несмотря на точный адрес М.Н. Капустина, я и то не могла сразу найти его квартиру…

Размышляя таким образом, я незаметно дошла до квартиры. Попечитель был занят: в его кабинете слышался женский голос. Я ждала, стоя у стены в гостиной. Через несколько минут нарядная дама промелькнула мимо меня в прихожую, попечитель вышел вслед за ней в гостиную.

– А-а, это вы? пожалуйте сюда, – проговорил он, уходя в кабинет. Я вошла вслед за ним в