Железный Путин. Взгляд с Запада - Ангус Роксборо

Через два дня в Берлине, обращаясь к высшему военному руководству Германии, Меркель вновь публично выразила свои сомнения: «Я действительно считаю, что страны, запутавшиеся в региональных или внутренних конфликтах, не могут входить в НАТО. Мы — союз для обеспечения общей безопасности, а не союз, в котором отдельные члены продолжают стремиться к собственной безопасности».

По словам советника Буша по вопросам отношений с Грузией Деймона Уилсона, президент понял: ему понадобится «лично и приватно» поработать с Меркель, чтобы переубедить ее. «Он решил, что ключевое звено — сама канцлер, и что если ему удастся перетянуть ее на свою сторону, он добьется решения вопроса». В период подготовки к бухарестскому саммиту Буш и Меркель провели ряд видеоконференций. «Поразительно, — говорит Уилсон, — но стоило прислушаться к озабоченности, которую высказывала Ангела Меркель, как становилось ясно, что она мало чем отличается от озабоченности президента Буша. Украина беспокоила нас из-за недостаточной сплоченности правительства и отсутствия поддержки идеи вступления в НАТО у населения. В Грузии сомнения внушала надежность и глубина демократических институтов». Различия заключались в отношении к дальнейшим мерам. Буш считал, что выдача Грузии MAP для вступления в НАТО побудит ее «сделать домашнее задание», а Меркель скептически относилась даже к самому началу процесса. «Ей не верилось, что Саакашвили демократ», — объясняет Уилсон.

Во время последней видеоконференции переговоры зашли в тупик. Для Буша поддержка непрочной демократии была делом принципа, и он сказал, что будет добиваться своего в Бухаресте. «ОК, — объявил затем Буш своим помощникам, — мы направились к корралю ОК — оружие держать наготове»[12].

Буш обратился за помощью к другим союзникам. Британский премьер-министр Гордон Браун поддержал американскую позицию. Но президент Франции Николя Саркози отреагировал совсем иначе. Отклик, который американцы получили от советников Саркози, насторожил их. Один из членов Совета национальной безопасности при Буше вспоминает: «Многие из них сомневались даже в том, что Грузия европейская страна, а тем более — что нам следует заводить разговоры о ее вступлении в НАТО».

Буш обратился к Саркози напрямую, считая, что на него удастся повлиять: он говорил, что Украина и Грузия «тяготеют к Европе и Атлантике». Но Саркози предлагал Бушу задуматься о России. По словам дипломатического советника французского президента Жана-Давида Левитта, Саркози «пытался подвести его к пониманию, что в этой ситуации мы на стороне немцев, придерживаемся подхода, цель которого — дать России время понять, что ее будущее связано с будущим Европы и что ее безопасность должна не разобщать, а объединять нас. Это означает, что нам не следует слишком спешить с МАР, но вместе с тем подать положительный сигнал в Бухаресте нашим партнерам на Украине и в Грузии»3.

И Саркози нашел эффективный новый способ объяснить американскому президенту, что именно означает членство в НАТО для Украины и Грузии. МАР — это «нога в приоткрытой двери», необратимый шаг, который приведет к полноценному членству в НАТО, а тогда придется думать о пятой статье соглашения, в которой говорится о взаимной обороне. «Сколько войск, — спрашивал Саркози, — мы готовы отправить на помощь нашим новым членам в случае нападения?» Вот почему Франция предпочитала отдавать приоритет партнерству с Россией, «чтобы все в пределах континента придерживались одинаковых представлений о безопасности».

Сомнения высказывались даже в администрации США. Министр обороны Роберт Гейтс и госсекретарь Кондолиза Райс отчасти разделяли обеспокоенность европейцев вопросами демократии в Грузии и на Украине. Гейтс вспоминает: «Мне казалось, что в вопросах прогресса реформ обеим странам предстоит проделать еще некоторый путь»4. Но в тот день победили сторонники «политики свободы». «Если бы США потерпели фиаско под натиском российской стороны и не выдали МАР, — вспоминает советник по вопросам национальной безопасности Стивен Хэдли, — само по себе это событие стало бы провокацией, побудило бы Россию считать, что она может вечно препятствовать вступлению Грузии и Украины в НАТО. А этот путь ведет не к стабильности в Европе, а к росту напряженности»5.

Бухарестский саммит 2–4 апреля в помпезном дворце, возведенном бывшим диктатором Румынии Николае Чаушеску, прошел в такой же накаленной атмосфере, как любой другой в истории НАТО. Американцы и восточноевропейцы, в целом поддерживавшие Украину и Грузию, не преминули недипломатично пошвыряться грязью, а французы и немцы обнаружили, что их клеймят как сторонников «задабривания» России. В первый вечер за ужином министры иностранных дел развернули дискуссию, но не сумели даже приблизиться к резолюции, которую смог бы одобрить саммит. Министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский заявил: у него сложилось впечатление, что «некоторые союзники» (он имел в виду немцев) взяли на себя обязательство перед русскими ни в коем случае не допускать, чтобы Грузия и Украина получили МАР6.

Кондолиза Райс признается: ей казалось, что некоторые восточноевропейцы чуть было не заявили немцам — уж кому-кому, только не им вставать на пути стран, пострадавших от тирании в результате действий Германии в 1930–1940-е гг.7

Министр иностранных дел Германии Франк-Вальтер Штайнмайер был попросту оскорблен. Он пытался возражать, что в Кавказском регионе конфликтная ситуация, в которую рискует быть втянутым НАТО. Но, по его словам, «высказывались вещи, которых я предпочел бы никогда не слышать: людей, выступавших против расширения НАТО, сравнивали с теми, кто собрался в Мюнхене в 1938 г. Абсолютно некорректно»8.

Пленарное заседание лидеров НАТО было назначено на девять часов следующего утра, но американцы решили попытаться все уладить еще до нее, за ранним завтраком — с официальными представителями Великобритании, Германии, Франции, а также Польши и Румынии. Деймон Уилсон признает, что причины звать подкрепление имелись: «Мы решили пригласить румын как хозяев саммита и поляков как влиятельных членов НАТО. Очевидно, что эти две страны поддерживали нашу позицию».

Жан-Давид Левитт, советник правительства Франции по вопросам национальной безопасности, вспоминает: «Мне звонили в час ночи, а потом еще раз — в три часа, убеждаясь, что я правильно понял, в какое время и в каком месте будет проходить встреча за завтраком». Но состоялся не просто дружеский завтрак в узком кругу, продолжает Левитт, а «что-то вроде трибунала». На скорую руку был составлен текст, предусматривавший период «интенсивного расширения» НАТО в сторону Грузии и Украины, а также еще одну оценку прогресса в декабре.

Когда перед общим заседанием в девять часов текст распространили, некоторые восточноевропейские лидеры пришли в ярость. Президенты Литвы, Польши и Румынии ясно дали понять, что формулировки «даже близко не соответствуют тому, что мы ожидали». «Они были в бешенстве, — говорит Стивен Хэдли. — Они сочли, что этот документ — капитуляция перед давлением и запретами со стороны России, и требовали внести в него изменения». В НАТО решения принимаются общим согласием, но когда лидеры расселись за круглым столом, согласия между ними не было и в помине. Ради достижения компромисса предпринимались лихорадочные усилия. За тяжелыми драпировками холла собирались группки советников и министров иностранных дел и вели импровизированные переговоры.