Дело всей жизни. Книга вторая - Ульяна Громова

Он должен быть в своей стихии, чтобы его язык развязался.

Вздохнул. Мне очень не хотелось терять еще больше времени, я собирался отдать око ягуара самбо, чтобы он вернул артефакт племени. Но, похоже, я все еще подчиняюсь его правилам.

Потянулся за сотовым снова. Нажал кнопку быстрого дозвона и без предисловий, скорее, почувствовав, чем услышав, что вызов принят, спросил серьезно и устало:

— Зачем ты это сделал?

— Что именно из того, что я сделал — зачем?

С чего я решил, что смогу получить ответы вот так просто — задав их источнику проблем… и их решений. И я мог бы задать сто вопросов в лоб, но не теперь — своим ответом он дал понять, что не все, что он сделал, мне известно. И я оказался к этому не готов. Только что был уверен, что сложил пазл, но забыл, что это чертов сукин сын — Джейкоб Карриган, матерый психолог, изучивший меня вдоль и поперек, всегда на три шага впереди.

— Зачем ты привез мне голову ягуара? — пришлось юлить.

Я уже понял, что она — триггер. Сны о черном ягуаре вернулись, когда этот чертов индеец вручил мне тотем. Стоило поговорить с самбо или посмотреть на одноглазую голову, как меня накрывало.

И в тот раз, когда я изнасиловал Варю, тоже. Я был невменяем, потому что…

…потому что никто не владеет гипнозом так, как чертов самбо. Он мог бы быть идеальным убийцей, откладывая преступления «на таймер» и исполняя их чужими руками в то время, когда сам был бы далеко и ничем с жертвой не связан.

Вскочил с кресла, хотя именно сейчас нужно было сидеть пристегнутым, но шасси плавно и мягко коснулись посадочной полосы.

— С возвращением, Ник, — услышал я в трубке ровно в тот момент, когда Шантель вошла, чтобы сообщить, что трап опущен.

Но ни черта не с возвращением в Нью-Йорк поздравлял меня чертов сукин сын. И ни черта он не поздравлял.

Он просто поставил точку. Вернул меня к нормальной жизни. Точнее — он мне ее подарил. И для себя поставил точку. Галочку. Крестик. Я — отработанный материал.

И это никак не вязалось с пророчеством из того же видения и статьи… Бродяги.

— Хочу сказать тебе спасибо лично… Бродяга. И вернуть око законному владельцу. Составишь компанию?

— Разумеется, Ник. Я скину адрес.

Он завершил звонок с улыбкой в голосе. Только мне нечему было улыбнуться.

Я хотел застрелить сукиного сына, но не желал его потерять. А он ускользал, как время, как вода сквозь пальцы, как змей из старой шкуры. Грудь стискивало от гнева и тоски, сердце разрывало от предчувствия ошеломительных открытий и личной катастрофы, меня словно сковывало всего, движения ломались, будто я был нарисованным «палка, палка, огуречик».

Вышел на трап, задрал голову к небу цвета голубиного крыла. Втянул шумно носом холодный осенний воздух.

Бродяга, значит…

***

Утро окутало морозным туманом. Я проснулся от того, что замерз — оставил с вечера открытую створку панорамы в спальне. Закрыл ее, согрелся под горячим душем, влез в пижаму, сварил кофе, не желая беспокоить в такую рань Экена, бросил в чашку ломтик лимона и ложку мёда, добавил коньяка, набросал у окна подушек и сел разглядывать заснеженный город, как это любила делать Несси.

Это были минуты её личного времени, которым она наслаждалась, ритуал, который был важен для неё, но непонятен мне.

А вот сегодня я понял. Вернее, вспомнил.

Есть очень хороший обычай. Многими забытый, древний — обычай начинать день с созерцания красоты. Найти, ощутить красоту вокруг себя, в себе. Созерцать красоту дыхания, звуков вокруг. Ощутить красоту начала дня и созерцать красоту в мыслях, в людях вокруг себя. Красоту жизни…

Это очень хороший обычай. Индейский. Мне рассказывал о нем Джейкоб.

И Несси созерцала и наполняла девственную пустоту нового дня чувствами ко мне, послевкусием от утреннего секса, терпким теплом травяного чая, ароматом созданного ею мыла… наверное, чем-то еще, очень личным и важным: мыслями, планами на день и, может быть, чем-то, что я значил для нее…

И я теперь начинал день так же. Сохранил в себе изморозь, разбудившую меня, и уютное тепло пижамы — то ощущение, словно из детства. А еще вкус и аромат бодрящего кофе. И вот это новое понимание моей Несси.

Я каждый поздний вечер приходил к ней в квартал Гринвич-Виллидж, приваливался плечом к старому клену и под покровом темноты смотрел на окна её браунстоуна. На одно — на втором этаже, на котором сидела моя любимая девочка и кусала карандаш или ручку и что-то сосредоточенно читала, или писала, или просто запрокидывала голову и закрывала глаза. Я не знал, что она делает, но всей душой, всем собой обнимал ее и едва сдерживался от того, чтобы постучаться в дверь и, когда появится на пороге, заполучить ее в свои руки.

Я так по ней скучал…

Так любил ее и ждал встречи…

Близился день триумфа Теренса. Когда он невзначай обронил фразу о том, что меня ждет сюрприз, я сразу понял, что на показе будет моя маленькая королева. Только не был уверен, что сам стану для нее сюрпризом.

Пресса быстро и громко раструбила о моем чудесном воскрешении и связи этого события с арестом известного предпринимателя Форстера Саммерса и его соучастницы и супруги Линды. Наверняка Несси уже слышала эти новости и понимает, что раз я здесь, то не могу не прийти и не поддержать друга в столь важный для него день.

Но тогда Несси слышала и о том, что Линда до родов находится на моем содержании в клинике Джефферсона — я не мог допустить, чтобы она плохо питалась, не получала необходимую медицинскую помощь. Или что-то сделала с ребенком. Потом она откажется от моего малыша и отправится за решетку.

Я заберу то, принадлежит мне. Без вариантов.

Несси знает, что это мой ребёнок — об этом сказал отец. Правда, он не понял ее реакции на эту новость, моя девочка, которая не тронула и копейки со счета с пятью миллионами, больше всего беспокоилась о том, что ее принуждали стать распорядителем моего состояния и тем самым подтвердить свою меркантильность. Даже ради своей безопасности она не желала возводить между нами эту стену.

Но я рад избавить ее от этой ноши и ни секунды не задумывался о том, примет ли она моего второго ребёнка. И до слез и трепета в груди хотел зацеловать ее животик, в котором растет чудо, подаренное нам с ней моим верным другом…

Счастливо улыбался от того, что стану папой дважды.

Ведь дети — это не эпилог жизни. Нельзя закончить одну жизнь рождением другой — я теперь знал это точно. Можно только продолжить, сделать полнее. Нам с Несси будет кому передать свой опыт, будет кому жить после нас и воплотить наши мечты.

Я всегда сожалел, что родился рано, что не полечу в космос, не буду осваивать другие планеты, не увижу будущего. А теперь понял, зачем людям нужны дети — чтобы эти мечты воплотились. Мы просто передаем нашим детям эту мечту как эстафету. Неважно, если им не нужен будет наш бизнес — у них свой путь. Только он верный, потому что наши дети — люди будущего. Нашего будущего. Мы все для них сделаем, но они лучше нас будут знать, кем им быть и какими, чтобы воплотить наши мечты после нас или передать их своим детям вместе со своими мечтами.