Дело всей жизни. Книга вторая - Ульяна Громова

«Слушай, не видишь, у меня гости! Иди в свою комнату, посиди тихо, будь примерным мальчиком…»

«Ну ты и дебил! Чему тебя только в школе учат?!»

«Ешь, что дают! Тут тебе не ресторан! Вырастешь, заработаешь — и жри, что захочешь!»

— Ну что ты такое говоришь?! — гротескно заломила руки.

— Властелина! — рыкнул на нее отец. — Прекрати этот цирк! Смотреть противно!

Она что-то, может, и хотела ответить, но я вмешался:

— Герман предлагал тебе миллион за быстрый развод, но ты документы не подписала. Мало того что подлогом документов ты нарушила российские законы и обозначила свое отношение к своему, — кивнул на дверь, — мужчине, ты таким образом поставила и Германа с Наоми в глупое и невыгодное положение. И речь идет даже не об их отношениях, хотя у нас в США к правам личности относятся очень серьезно. Ты серьезно скомпрометировала конгрессмена. Кроме того, я думаю, что ты прогнозировала возможность подобного хода событий. Ты знала, что я болен, что твой отец — Роман Волгин — все оставил мне, что опекун — Герман. Тебя не было рядом, когда я лежал в коме, а потом мне делали операцию… — я обвинял, а она кусала губы и ломала пальцы — потому что все так и было, мне словно кто-то свыше раскрыл все карты, и я говорил как по писанному, — …потому что ждала, пока я тихо сдохну. С моей проблемой я мог сойти с ума или просто загнуться, тогда меня можно было признать недееспособным или похоронить, а ты бы открыла свои махинации, оставшись женой Германа, и претендовала бы на наследство, что ты и сделала. Ты бы доказала тестом ДНК, что Герман мне не отец, и вы бы с Владимиром присвоили мой бизнес и собственность. Я ничего не упустил… мама?

— Ты очень проницательный, Никита. Кто бы мог подумать… — осеклась.

— Что я не стану овощем или маньяком, ты это хотела сказать? — уточнил насмешливо. — За это я благодарен Герману и многим другим, но ни разу тебе.

Отец, сложив на груди руки, усмехнулся:

— Даже я об этом не подумал, Властелина. Ты, выходит, сына отталкивала, как о его болезни узнала, чтобы хоронить его легко было? — прищурился и подался он вперед всем телом, сидя напротив женщины за столом переговоров. — Так что же теперь делать-то с тобой?

— Я думаю, отец, ей придётся дать тебе развод немедленно, а после юристы не выпустят ее отсюда, пока не оформят для истории это чистосердечное признание, — надавил голосом, — и не озвучат мое предложение. Единственное и неоспоримое.

С этими словами я встал и вышел из конференц-зала.

Шел по коридору в свой кабинет и улыбался — это моя девочка невольно подкинула мне идею. Я встретился с адвокатом, который занимался делом Стэйры — Армату не составило труда его найти, — и меня немало позабавило, как решила проучить подругу моя любимая: год в католическом монастыре, дабы дурь из головы праведным трудом и заботами о детях-сиротах выветрить. Помню, как хохотал, услышав это. И для своей матери придумал похожее: ей придется пять лет прожить на деньги, которые она заработает сама, и только после этого она получит достойное пожизненное содержание и кругленькую сумму в долларах единовременно.

Игрушки всё те же, только масштабы больше…

— То есть как приезжаете?! — вскинулась я с дивана, услышав от отца странную и неожиданную новость. — Как в Нью-Йорк?! То есть я рада, но… ничего не понимаю… — снова села на краешек дивана, совершенно растерянная.

— Ну, дочка, не могу же я отказать твоему миллиардеру?! — смеялся отец. — Мировой парень оказался! Ты знаешь, Неська, а я теперь понимаю, почему ты влюбилась в него! Ну и наделал он тут шороху! Ах-ха-ха-а-а!.. — засмеялся, хлопнув себя по колену.

Ему было весело, по-хорошему, по-человечески, как бывает, когда случается что-то очень хорошее, когда счастлив. Я позвонила родителям сообщить новость — Никита жив, он вернулся. Только вот…

«Никита больше не болен» — это другой Никита. Нужна ли я ему теперь — таблетка от похоти?

Горечь от этих мыслей сильно разбавлялась радостью за него и страхом от осознания, что я никогда не думала о том, какими могли бы быть наши отношения с ним здоровым, но я изучила все, чтобы понять, как быть с ним одержимым.

И теперь все это не нужно.

Смесь странной обиды и странного опустошения оказались хуже, чем даже ревность. Ее мотивы я хотя бы могла понять, а вот это обнуление, будто едва наполненный жизненно-необходимым и полезным сосуд вдруг опустошили, и это ощущение, что потери не жаль — она к лучшему. Но понимания, чем теперь наполнить эту пустоту — его просто не было.

Я сама не своя позвонила маме, чтобы спросить совета. Мне снова нужно было время прийти в себя, разобраться, что же делать теперь.

С Никитой, который не болен.

А тут…

— Пап, пап, подожди… — у меня в голове не укладывалось. — Что у вас там происходит?! — с отцом не получалось поговорить, он был на пике эмоций, да и мама, судя по веселому голосу и беззаботному щебетанию с кем-то рядом, не сильно отстала. — Позови мне Майкла! — выпалила я, забыв, что могу просто перезвонить брату на сотовый.

Вскочила, метнулась от дивана к окну, отдернула штору, и показалось, кто-то стоит напротив под деревом — задернула назад, не знала куда шагнуть, снова села на диван. Встала. Села. Искусала губы и сломала ноготь. Включила телевизор… Зачем?

— Привет, Несь…

— Ты же мог мне позвонить! Что у вас там?! — встала.

— Черт, сестрен, я не могу тебе сказать. Он просил…

— А-а-а! — закричала я, перебивая то, что слышать было дико. — Как это ты не можешь мне сказать?! — я кричала, потому что…

Ну потому что это черт знает что такое! Больше всего было обидно, что Никита появился там, но не позвонил мне…

Обессиленно рухнула на диван с отчаянным воем — я же сменила сим-карту, откуда ему знать мой новый номер?! Но все равно — что за самоуправство?! И что это такое вообще — «он просил»?! А в чем «не мог отказать» папа?

И номер он мог спросить у моих родителей!

— Несь… — пытался что-то сказать брат.

Но я уперла кулак в бок и потребовала:

— Немедленно дай ему трубку!

Едва не топала ногами, в груди клубились всхлипы, а глаза жгло и щипало от подступавших слез. Зарычала в праведном гневе и тут же закусила истерзанную губу — голова закружилась от избытка эмоций, сердце билось часто-часто, и потому дышала я рвано и судорожно.

Я поняла, что не могу. Не готова. Не сейчас.

Никита больше не болен. Он вернулся…

Чертов шаман поселил в моей душе раздрай! Ведь мы могли с Никитой просто встретиться, просто поговорить, просто… продолжить с того момента, где разошлись наши взлетные полосы. Но Демонтин устроил все так, что теперь после всего первая встреча с Никитой — это новое знакомство. Я этого боялась. Боялась до слез, что теперь разумом, свободным от похоти, он совершенно иначе будет смотреть на меня, думать будет по-другому обо мне — девушке, которая отдалась ему в туалете в кафе через пять минут знакомства.