Невидимый - Дэвид Левитан

Я говорю, что мне нужно выйти, пока мама и Лори спорят о том, насколько слово «орал» в определенном контексте может использоваться не только как глагол, но и как существительное. В святилище моей комнаты я извлекаю блокнот для набросков. Рисование помогает мне думать, а сейчас мне как раз нужен план.

Набросок, возникающий на чистом листе, приводит меня в замешательство. Это карта, но я не рисую карты. Предпочитаю фигуры и действия. И тем не менее я вижу, почему под моими пальцами возникают эти линии и тени. Сразу же опознается «Фрик». Вскоре вокруг него образуются смутные очертания. Пятая авеню. Восточные границы парка. Другие мои излюбленные уголки рядом с этим местом.

Пока рисую, я размышляю, чувствуя, что работа моего мозга почему-то не связана с действием рук. Знакомые места продолжают материализовываться под моим взглядом. Столь привычные мне места, которые я посещаю, – все в шаговой доступности от нашей квартиры. Исподволь поглядывая на нечеткие силуэты зданий, смазанные улицы и тропинки в парке, я вижу, о чем хотели мне сказать мои пальцы.

Я нарисовала вовсе не карту. На этой странице обозначены внешние границы – границы, сформировавшиеся из вопроса, который я игнорировала, но который по-прежнему застает меня врасплох, врываясь в поток моих мыслей.

Что, если это было подстроено? Что, если Арбус и вправду охотился, но не только за Стивеном, но и за мной?

Даже если заклинатель только подозревал о моем существовании, то, что я бросилась на него в разгар процесса, конечно же, подтвердило его предположения. И если эта версия верна, я сталкиваюсь с серьезным вызовом. И, кажется, переоцениваю свои возможности. Все-таки Стив – по-прежнему тот, кто невидим. Именно ему нужно прилагать невероятные усилия, чтобы хоть как-то войти в физический контакт с материальным миром.

Стивен – тот, кому я должна помогать.

Но хотя я была сердита на него, когда говорила с ним, то, что я сказала ему, было правдой. Происходящее касается уже не только его. И не только меня. Невидимый мир, внутри которого живет Стивен, мир проклятий и магии, только начинает проявляться. Я не позволю ему оставаться тайной.

Я продолжаю рисовать. Размытые формы обретают четкость. Мой взгляд перепрыгивает с листа на лист в поисках схем, подсказок. Я так долго смотрю на то, что сама нарисовала, что у меня все расплывается перед глазами. Я тру уставшие глаза и возвращаюсь к той охоте.

Неужели Арбус раскинул широкую сеть, стараясь поймать меня? Был ли музей его первой остановкой, или он уже успел наслать еще проклятий, прежде чем найти меня?

Что, если он специально выбрал своей целью женщину с маленьким ребенком, предположив, что человек, знающий историю Стивена, не позволит нанести вред двум столь же невинным людям?

Или я придаю слишком большое значение этой встрече? Может, дед Стивена – человек настолько извращенный, что просто проводит время, насылая проклятия на людей?

Стиснув зубы, я отбрасываю последний вопрос, потому что так подсказывает мне инстинкт. Вопрос не в том, что я не верю в скверные привычки Арбуса – мне каким-то образом известно, что он искал меня. Не обязательно меня, а искателя заклинаний.

Интересно, что это значит. О чем должна говорить мне эта предполагаемая ловушка. Вспоминая о гневе Милли, об ее предупреждении, я также вспоминаю, как побледнело ее лицо. Как тряслись ее руки. Как она рассердилась – такую ярость способна выпустить наружу только паника, только угроза чьему-то тщательно выстроенному существованию. Понимание того, что Максвелл Арбус вернулся в Нью-Йорк, напугало ее больше всего остального. Она явно испугалась за себя. Но еще больше она испугалась за меня.

Раздается стук в дверь, и, не дождавшись ответа, в комнату входит Лори и закрывает за собой дверь. Увидев мое лицо, он корчит гримасу.

– Я знаю, что карандаш для век волшебно преображал Клеопатру, но, по-моему, ты перестаралась. В следующий раз попробуй придать себе загадочный взгляд, не превращаясь в енота.

– Заткнись и дай мне салфетку.

Я держу руку вытянутой, пока брат не вкладывает мне в нее салфетку.

Пока я вытираю уголь с лица и пальцев, Лори бродит по моей комнате. Это можно называть подвигом, ведь не так-то просто прогуливаться в пространстве девять квадратных метров. Он осторожно косится на мой набросок. Мне лень его прятать – кому нужна моя расплывчатая псевдокарта территории между нашей квартирой и Верхним Ист-Сайдом?

Осознав, что я не собираюсь все ему выбалтывать после нескольких секунд молчания и его косых взглядов, Лори пытается сделать вид, что ничего особенного не происходит.

– И что ты рисуешь?

– Этот район.

Лори вытягивает шею, стараясь поймать меня на лжи. Но это и правда наш район – ну, может, с небольшим довеском.

– Новая сюжетная линия? – интересуется он.

Я издаю какой-то неопределенный звук.

– Джози! – Лори выкрикивает мое имя с каким-то плаксивым рычанием.

Затем он хватает себя за волосы и ерошит их так, что они торчат во все стороны. Это привлекает мое внимание. Он привык так делать постоянно, когда был маленьким и по-настоящему сердился на меня. Это меня тревожит, ведь после того, как он ерошил волосы, он, как правило, закатывал масштабную истерику – визжал, а его щеки становились томатными.

– Лори… – начинаю я.

– Нет. – Брат перебивает меня, заставляя себя делать глубокие вздохи, пока я с удивлением смотрю на его багровеющее лицо.

– Слушай… меня… – Пугающий взгляд Лори становится более убедительным.

Я киваю, слегка обеспокоенная тем, что он может потерять сознание.

– Ты скажешь мне, что происходит, – говорит он. – Я пытался быть не слишком настойчивым, но ты заставляешь меня проявить всю настойчивость, на которую я способен.

– Гм. – У меня нет для него ответа, но его лицо приобрело пастельно-розовый, а не багровый оттенок. Я вижу в этом хороший знак.

– Несмотря на все это безумие, которое на самом деле вполне реально, ты все еще моя сестра, и я люблю тебя.

После небольшой паузы я говорю:

– Ладно.

– И ты знаешь, что это значит.

– Я знаю?

Лори кивает.

– Это означает, что я с тобой. И что ты расскажешь мне, что происходит, что ты замышляешь и как я могу помочь. Потому что я собираюсь помогать. Не заставляй меня брать в заложники твои принадлежности для рисования. Мы оба знаем, как скверно это может обернуться.

Мне удается выдавить улыбку, на что он отвечает:

– Вот и славно. А теперь выкладывай.

– Похоже, Милли была права, – выдавливаю я, признавая за ним победу. Показывая ему мой весьма предварительный набросок, чтобы он мог лучше видеть, я объясняю. – Она сказала, что, возможно, Арбус старался меня приманить. Я не знаю, искал ли он именно меня, но у меня такое чувство, что он охотился за искателем заклятий.