Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры - Олег Хлевнюк

Более существенные перемены после XVII съезда произошли в индустриальной политике. Наряду со снижением плановых темпов прироста промышленной продукции и капиталовложений, что означало отказ от прежней стратегии «больших скачков», период второй пятилетки в индустриальных отраслях был отмечен многочисленными экспериментами и «реформами», направленными на расширение экономической самостоятельности предприятий и оживление материального стимулирования труда. Окончательно, как левацкие, были осуждены к этому времени идеи прямого продуктообмена, зато много говорили о роли денег, хозрасчета, необходимости укрепления рубля. В ноябре 1934 г. Пленум ЦК ВКП(б) принял решение принципиальной важности — отменить с 1935 г. карточки на хлеб.

В конечном счете в основе относительно «умеренного» курса лежало признание значимости личного интереса, важности материальных стимулов к труду. Процветавшие в годы первой пятилетки проповедь аскетизма, призывы к жертвенности и подозрительное отношение к высоким заработкам явно сменились идеологией «культурной и зажиточной жизни». Вместо мифических городов-садов и изобильного социализма, обещанных в начале первой пятилетки, советским людям, прежде всего горожанам, в качестве перспективы предлагали теперь вполне осязаемый набор потребительских благ: комнату, мебель, одежду, сносное питание, возможности более разнообразного досуга. Стремление к достижению этого потребительского стандарта активно использовалось как способ мотивации труда.

Перемены к лучшему, которые постепенно ощущали некоторые категории советского населения, широко комментировались на Западе. «Красная Россия становится розовой» — под таким заголовком 18 ноября 1934 г. американская газета «Балтимор сан» поместила сообщение своего московского корреспондента. Среди фактов, подтверждавших это «порозовение», автор называл не только перемены в управлении колхозами и промышленными предприятиями, распространение сдельной оплаты труда, отмену ограничений на размеры зарплаты у членов партии. Американским читателям сообщалось об увеличении ассортимента потребительских товаров, в том числе чулок из искусственного шелка (которые ранее считались «идеологически невыдержанными»), о распространении тенниса, джаза и фокстрота, которые также недавно осуждались за «буржуазность».

В Москве эта статья, наряду с другими материалами такого рода, была замечена и включена в секретный бюллетень переводов из иностранной печати для высшего руководства страны[442]. Косвенно такой выбор реферируемых публикаций свидетельствовал о том, что реакция Запада на новую «умеренную» политику интересовала советских руководителей и что они рассчитывали именно на такую в основном положительную реакцию. Наполнение витрин магазинов крупных городов и некоторая либерализация досуга их населения была эффективным методом создания позитивного образа СССР на Западе, поскольку западные журналисты могли посещать в основном только столичные центры. Сигналы о «нормальности» сталинского СССР, посылаемые вовне, были важны для советского руководства, которое в 1934 г. активизировало контакты с западными демократиями (в частности, с Францией и США) с целью создания антигерманского и антияпонского союзов.

Такой же политикой двойного назначения было некоторое смягчение репрессий и реорганизации карательного аппарата, также замеченные на Западе. «[…] Должен отметить еще одну черту, которая бросается в глаза: исчезновение страха, — писал, например, после пятинедельного пребывания в СССР сотрудник нью-йорской газеты “Форвертс” — Прежнего кошмарного страха нет ни перед ГПУ, ни тем меньше перед милицией. Это исчезновение страха наблюдается прежде всего среди интеллигенции и прежних нэпманов и кустарей. Не видно его и среди широкой массы обывателей. Исключение в этом отношении составляют коммунисты, еще не прошедшие чистки. Но после чистки и коммунисты становятся откровеннее. Бросается в глаза изменение отношения к интеллигенции как к социальному слою. За ней ухаживают, ее обхаживают, ее подкупают. Она нужна»[443]. Такие статьи вполне соответствовали интересам советского руководства. Конечно, говорить о расцвете демократии и законности в 1934 г. не приходится. Однако по сравнению с предыдущим периодом уровень репрессий действительно несколько сократился[444]. Впервые за долгое время общество не лихорадили широковещательные политические суды над «вредителями» и «шпионами». Относительное затишье на фронте классовой борьбы в определенной степени было связано с продолжением действия инструкции ЦК и СНК от 8 мая 1933 г. (ссылками на нее и в 1934 г. была переполнена официальная печать).

Некоторое значение для стабилизации политического положения имела также реорганизация карательных органов. В соответствии с постановлением Политбюро от 10 июля 1934 г. (оформленным затем как постановление ЦИК СССР) был образован новый Наркомат внутренних дел СССР. Прежняя одиозная политическая полиция ОГПУ формально была упразднена и вошла в НКВД как одно из подразделений, чисто внешне как бы растворилась среди других многочисленных рутинных управлений: рабоче-крестьянской милиции, пограничной и внутренней охраны, отдела актов гражданского состояния, административно-хозяйственного. Принципиальное значение имел тот факт, что вновь созданный НКВД лишался значительной части судебных функций, ранее присущих ОГПУ Упразднялась судебная коллегия ОГПУ, а полномочия созданного при наркоме внутренних дел аналогичного органа — Особого совещания — были несколько сокращены. Если ранее сотрудники ОГПУ арестовывали, проводили следствие и сами же выносили приговоры (например, при помощи «троек»), то отныне дела, расследуемые подразделениями НКВД, было предписано направлять в судебные органы[445]. Для реализации этой меры Политбюро в тот же день, 10 июля 1934 г., приняло решения о расширении сети судов, а также кадровом укреплении судов, прокуратуры и коллегий защитников[446].

Создание НКВД преподносилось пропагандой как знак определенной демократизации, гарантии укрепления роли закона. «Правительство Союза, — писала редактируемая Бухариным газета “Известия”, — постановило организовать Наркомвнудел СССР, влив в него ОГПУ и изъяв судебные дела. Это значит, что враги внутри страны в основном разгромлены и разбиты; это значит, что борьба, которая еще отнюдь не кончена, будет продолжаться, но в значительной мере уже другими методами; это значит, что в огромной степени возрастает роль революционной законности, точных, фиксированных законом правил; это значит, что возрастает роль судебных учреждений, которые разбирают дела согласно определенным нормам судопроизводства»[447].