Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры - Олег Хлевнюк

8 сентября Молотов прислал Сталину ответ, в котором признал свою ошибку, но обвинил во всем Орджоникидзе и Кагановича: «На совещании в ЦК были, кроме меня, Каганович, Калинин, Ордж[оникидзе], Яковлев и Вышинский (Акулов оказался за городом). Ты знаешь отношение Калинина к таким делам — он всегда “за хозяйственников”, “обижаемых" судом и РКИ, в данном случае — тем более. Вышинский под напором Ордж[оникидзе] сразу же заявил, что он допустил грубую ошибку и вообще держался униженно. На меня посыпались личные нападки гнуснейшего типа со стороны Ордж[оникидзе], что все это моих рук дело, за спиной ЦК, работать с М[олотовым] невозможно и пр. Несмотря на это и несмотря на то, что Каганович молчаливо соглашался с Ордж[оникидзе], я не должен был сдавать […] Надеюсь, все это послужит нам, и в частности мне, уроком»[460]. В ответ 12 сентября в письме Молотову Сталин вновь вернулся к этой теме и резко выражал свое недовольство[461].

Длительная, почти двухнедельная переписка по поводу этого дела и острая реакция Сталина достаточно показательны. Конфликт вокруг Вышинского хотя и завершился принятием требований Сталина свидетельствовал не только о первенстве Сталина, но и о том, что ведомства и отражавшие их интересы члены Политбюро, все еще представляли серьезную силу. Соратники Сталина без согласования с ним все еще могли внести на обсуждение Политбюро достаточно важные вопросы и добиваться нужного им решения. Сам Сталин вынужден был прибегать к длительным объяснениям и действовать при помощи ультиматумов.

Многие другие факты, касающиеся практики работы Политбюро, свидетельствовали о том, что данный конфликт действительно отражал реальное сохранение остатков «коллективного руководства» и некоторого политико-административного равновесия между Сталиным и его соратниками. Как и в предыдущий период, в Политбюро нередко вспыхивали столкновения, свидетельствующие об активности отдельных членов Политбюро и их решимости отстаивать интересы своих ведомств. Например, 16 августа 1933 г. руководители Донецкой областной партийной организации прислали на имя Сталина шифровку, в которой просили отсрочить призыв в армию до 1 января 1934 г. 10 тыс. рабочих-уголыциков. Просьба эта, несомненно, поддерживалась Орджоникидзе, в ведении которого находились шахты, а возможно, даже была инициирована им. Не менее понятно, что Ворошилов, руководивший военным наркоматом, воспротивился этой просьбе. Получив от Кагановича, оставшегося в Москве вместо отдыхавшего Сталина, шифровку с просьбой об отсрочке, Ворошилов поставил на ней резолюцию: «Я против». Каганович, оказавшийся в центре очередного межведомственного конфликта, организовал очередной компромисс. По его предложению Политбюро предоставило отсрочку 5 тыс. рабочих[462].

Столь же осторожно и опять в отсутствие одного из заинтересованных членов Политбюро была проведена очередная реорганизация Наркомата тяжелой промышленности, что всегда вызывало бурные протесты импульсивного Орджоникидзе[463]. Когда через несколько лет после разделения ВСНХ созрела идея о дальнейшем разделении огромного Наркомата тяжелой промышленности, Политбюро 3 июня 1934 г. приняло решение установить должность заместителя наркома тяжелой промышленности по топливу (уголь, нефть, сланцы, торф) и назначило на нее М. Л. Рухимовича[464]. Молотов, сторонник дальнейшего разукрупнения НКТП, был в это время в отпуске. Поставленный перед свершившимся фактом, он лишь посетовал в письме Куйбышеву 5 июня: «Жалею, что ограничились назначением т. Рухимовича замом по НКТП (топливо). Вопрос с новым наркоматом (топливо + электростанции) считаю назревшим»[465]

Сохранение прежних процедур функционирования Политбюро — столкновение ведомственных интересов, выработка компромиссов по многим вопросам оперативного управления — сочеталось со стабильностью персонального состава высших эшелонов власти. Политбюро, сформированное после XVII съезда в феврале 1934 г., почти не отличалось от Политбюро, избранного после XVI съезда ВКП(б) в 1930 г. Из членов Политбюро прежнего XVI созыва в 1934 г. лишь один Я. Э. Рудзутак был понижен до кандидатов в члены Политбюро, что было, видимо, связано с его недостаточной служебной активностью[466]. Новым кандидатом в члены Политбюро в 1934 г. стал П. П. Постышев, что, напротив, было наградой за проведение сталинского курса на Украине, куда Постышева послали в 1933 г. вторым секретарем ЦК КП(б)У для укрепления руководства.

Судя по известным документам, не произошло также существенных изменений в распределении обязанностей между членами Политбюро. И до и после XVII съезда свои позиции заместителя Сталина по партии сохранил Л. М. Каганович. 15 декабря 1932 г. Политбюро приняло решение об организации отдела сельского хозяйства ЦК — ключевого отдела в партийном аппарате в условиях массового голода. Каганович был назначен заведующим этого отдела[467]. Выполнив задачи, поставленные перед ним в период голода, Каганович направлялся на другие горячие участки управления. 18 августа 1933 г. в связи с провалами на транспорте Политбюро приняло решение об образовании комиссии по железнодорожному транспорту под председательством Молотова. Каганович наряду со Сталиным, Ворошиловым, Андреевым, Орджоникидзе и Благонравовым был назначен членом этой комиссии. Однако уже через день, 20 августа, Кагановича утвердили заместителем председателя, а 15 февраля 1934 г. председателем комиссии по железнодорожному транспорту[468]. Логичным продолжением этой линии было назначение Кагановича на должность заведующего транспортным отделом ЦК, которое состоялось 10 марта 1934 г.[469] Свой прежний пост в аппарате ЦК — заведование сельскохозяйственным отделом — Каганович передал вновь назначенному секретарю ЦК А. А. Жданову.