Тьма над Лиосаном - Челси Куинн Ярбро

— Устроит, — пробормотал Сент-Герман, понимая, что ничего более приемлемого не добьется.

— Вот и прекрасно. — Ранегунда вздохнула. — Надо бы перекрыть деревенские крыши, — сказала она. — И хорошо бы проделать это до дождливой поры. Иначе дома начнут гнить, и в них заведется плесень.

— У крестьян не хватает рабочих рук, да и многие из них… сильно напуганы, — сказал Сент-Герман. «Безумны», — уточнил мысленно он, но вслух сказал: — Им достается.

— Достается, — с грустью в голосе согласилась Ранегунда и пошла дальше по узкому выступу, стараясь не припадать на внезапно занывшую ногу. — Вы ведь знаете кузнечное дело? — спросила она, помолчав. — Радальф и Алефонц отошли в иной мир, и работа заглохла.

— Разумеется, я заменю их, — заверил Сент-Герман; его раздражение угасало.

Какое-то время они шли, не произнося ни слова.

— Зима опять будет суровой, — нарушила молчание Ранегунда, останавливаясь над крепостными воротами. — Все приметы о том говорят. — Она взглянула вниз, на противовес. — Ваш механизм очень нас выручает. Теперь четыре невольника могут заниматься другими делами. — Последовала новая пауза. — Что будет, когда заболеют рабы? Или когда разбойники окажутся сильнее нас? От этих вопросов я сама не своя. — Она покосилась на спутника. — Но вы вливаете в меня мужество. Когда вы рядом, я ничего не боюсь. Однако… — Во взгляде ее вдруг вспыхнуло беспокойство. — Вас вскоре выкупят, и я останусь одна.

— Не останетесь, — сказал Сент-Герман. — Я никуда не уеду.

— Ха! — Ранегунда насупилась. — Если деньги уплачены, удерживать пленных — позор.

— Дело не в деньгах, Ранегунда. Деньги всего лишь металл, а не кровь.

— Есть еще честь, — сурово заметила она.

Он ответно нахмурился.

— Честь — это понятие, а кровь — это жизнь.

Ранегунда пожала плечами и зябко поежилась.

— Маргерефа Элрих скоро приедет. — Сообщение было бесстрастным. — С новым людским пополнением и с новыми повелениями короля.

— Увеличивающими размеры порубок? — осведомился язвительно Сент-Герман. — Это весьма своевременно, если учесть, что половина лесорубов охвачены безумием.

— Мы изыщем возможности, — резким тоном заявила она. — Это наш долг — за его покровительство и за помощь. Где бы мы были и кем бы мы были без королевской поддержки? — Ранегунда резко откинула голову, и лучи закатного солнца на мгновение вызолотили ее левую щеку. — Предполагается, что с маргерефой прибудут семейные солдаты — и немало. Большинство из них мы поселим в деревне, но некоторым дадим место в крепости. Кое-какие квартиры к тому времени совсем опустеют.

— А сирот станет больше, — негромко обронил Сент-Герман.

Ранегунда кивнула.

— Когда приходят напасти, всегда появляются сироты. Христос Непорочный таким образом являет людям свою любовь. Иначе дети умирали бы вместе с родителями, и человеческий род вскоре вымер бы совсем.

Возникла возможность вновь заговорить о зерне, но Сент-Герман сознавал бесполезность новой попытки.

— Ими займется Сигарда?

— Да. Муж ее умер — куда ей деваться? В швейной властвует Пентакоста, возня с детьми для Сигарды в самый раз. И потом, она не Винольда, которая любит одиночество и свои травы, Сигарде предпочтительнее быть на виду. Дети к ней льнут, а она достаточно опытна, чтобы держать их в узде. — Ранегунда подошла к спуску во двор, едва заметному в тени северной башни, и устало потерла виски. — Капитан Мейрих ослеп окончательно и умер достойно. Призраки умертвили его, но не смогли одолеть. Правду сказать, он и так зажился на свете, но мы никогда его этим не попрекнем. — Она указала жестом на плац: — Муштру новобранцев и все такое теперь возьмет на себя капитан Амальрик. Болезнь задела его, но не слишком. — Она немного помолчала, затем прибавила: — Брат Эрхбог решил объявить постным весь завтрашний день.

— Для всех? — спросил с живостью Сент-Герман.

Монах уже не раз заставлял верующих поститься после той скорбной мессы, и эти распоряжения заслуживали бы самого искреннего одобрения, если бы не пристрастие фанатичного служителя Божьего завершать посты раздачей хлебцев, выпеченных все из той же злополучной муки.

— Для всех, кроме маленьких детей и недужных, — ответила Ранегунда. — Сам он все ночи стоит на коленях, поет псалмы и молится за наше спасение. — Она осторожно пошла вниз по узким ступеням и вновь заговорила только тогда, когда спустилась на плац: — Мне завтра необходимо добраться до монастыря. — Голос ее чуть напрягся. — Вы не хотите поехать со мной?

— Конечно, — кивнул Сент-Герман. Там, мелькнуло у него в голове, можно будет узнать, как монахам удалось справиться с первой волной помешательств. — К восходу я буду готов.

— Хорошо. — Ранегунда вздохнула с видимым облегчением. — Вы очень меня тем обяжете. Предполагалось, что мы привезем туда солонину, но у нас ее очень мало, и отдать им обычную долю я никак не могу. Брат Хагенрих, несомненно, рассердится, да и Гизельберт будет в ярости, ведь он торжественно обещал, что крепость будет выделять обители солидный паек за его проживание там. — Она опять на какое-то время умолкла, потом решительно вскинула голову. — Должна ли я рассказать ему о том, что было между Пентакостой и Беренгаром? Конечно, это мой долг, но…

Перед мысленным взором Сент-Германа возникли два дергающихся в яростном совокуплении тела и плотоядная полупрезрительная гримаса, искажавшая женское кукольное лицо.

— Но они оказались жертвами помешательства, — договорил он за свою спутницу. — Лучше смолчите. Они оба не сознавали, что делают, и значит, вины их в том нет.

— Я понимаю, — произнесла Ранегунда. — Во всем виновата болезнь. Но если брат уже знает об этом, мое молчание может его оскорбить.

— Если он знает и станет вас обличать, скажите, что вы не сочли их проступок достойным упоминания, ибо вспышка безумия в тот скорбный день превратила всех в диких животных. Ваш брат должен это понять. Иное дело, если бы они решились продолжить любовные игры. — Он кашлянул. — Но ведь этого нет?

— Нет, — сказала она и поморщилась, как от физической боли. — И я молюсь, чтобы не было, ибо Пентакоста может решить, что грех в неведении отверзает пути для сознательных прегрешений. Тогда она обесчестит всех нас.

— Вы полагаете, это возможно? — спросил, сворачивая за ней к кузнице, Сент-Герман.

— Не знаю, — выдохнула она. — И не знаю, как отнесется к случившемуся маргерефа. Я пыталась поговорить с ней, но Пентакоста стала отшучиваться, потом заявила, что я хочу донести на нее. Но я не доносчица. — Ранегунда потерла лицо. — А эту мерзкую сцену мало кто видел. А если и видел, то сквозь безумный кошмар. Свидетелей практически нет. — Она в волнении стиснула руки. — Ведь вы никому не расскажете о том, чему были свидетелем, а?

— Может, я и сказал бы, да кто мне поверит? — попробовал шуткой разрядить напряжение Сент-Герман.