Забытые грезы - Моника Пиц

Слезы побежали по ее щекам, настолько ее тронул этот кусочек воспоминания, которое запах апельсина извлек из глубин ее подсознания.

– Должно быть, это случилось до того, как я стала путешественником во времени, – ошеломленно сказала она.

Снаружи собирались темные тучи. Бобби не хотела включать большой потолочный светильник, чтобы не привлекать ненужного внимания, но она обнаружила спичечный коробок и несколько свечей на полке. Осторожно зажгла она одну из спичек. Коко закричала. Звук зажигающейся спички и легкий запах серы разбудили травму, о существовании которой она до сих пор и не подозревала. Она сорвала с глаз тряпку, подбежала к раковине в углу и сунула голову под проточную воду, чтобы остыть.

– Я не знаю, что случилось на Рождество и не хочу это выяснять, – вздохнула она, вернувшись с мокрыми волосами.

Бобби оставалась спокойной и из тревожной сцены вынесла прежде всего одно:

– Хорошая новость в том, что эксперимент работает.

С тревогой Коко смотрела на бесконечные ряды кладовой.

– Кто знает, какие страшные истории еще скрываются за всеми запахами, которые здесь собрались? Я не переживу, если попробую их все.

Когда она обернулась, Бобби тащила корзину, полную специй.

– Здесь есть сотни ингредиентов для тысячи блюд, – сказала она, – но всего лишь дюжина специй.

Коко снова заняла место перед Бобби, нервно ерзая на своем стуле. Она едва сдерживала волнение.

– Сосредоточься, – попросила ее Бобби.

– Я должна стряхнуть огонь, – сказала Коко. – Я как дерево. Я не смогу расти, если на мне еще есть старые листья.

Бобби перепробовала все: перец, паприку, чили, чеснок, орегано, мускатный орех, тмин, карри. Ни один аромат не пробуждал воспоминаний, которые вышли бы за рамки последних дней или навели их на след перепрограммирования.

Они уже добрались до предпоследней банки специй, когда корица внезапно вызвала бурную реакцию.

– Вот оно! – взволнованно воскликнула Коко. – Что-то с корицей. Звездное печенье с корицей, мороженое с корицей, булочки с корицей, рис с корицей…

Бобби осмотрела витрину с десертом и остатками торта. Дразнящий запах пронесся по комнате, когда она открыла дверь. Он проник в нос Коко и добрался до ее мозга. У нее потекли слюнки. Пахло сочным яблоком, миндалем, сладким тестом для пирога и щедрой щепоткой корицы. И тут она вспомнила.

– Я ела яблочный пирог. В день перепрограммирования. Мы были в столовой, а затем… – Указательным пальцем она прочертила воображаемый путь. – Под Куполом, – уверенно сказала она. – Где-то в подвале.

Измученная, Лина лежала на полу. Картинки вокруг нее заметно изменились. К сожалению, воспоминания обо всех людях, которые были ей дороги, все больше расплывались. Вместо этого ее охватил успокаивающий шум волн, бьющихся о берег. Ей показалось, что она слышит где-то над собой крик чаек. Издалека до ее ушей доносились веселые голоса детей, резвившихся на пляже. Запах солнцезащитного крема, теплого песка и бутербродов проник ей в нос и затуманил мозг. Лина была слишком измучена, чтобы дальше сопротивляться потоку образов. Она поддалась ощущению, что лежит на прекрасном пляже. Разве она не заслужила небольшого отдыха для себя?

Все заботы и неразрешимые проблемы ускользали прочь. Никаких неприятных ощущений, как она отметила. Она чувствовала, как все больше и больше расслабляется, как ей все больше становится безразлично, куда приведет ее этот путь. Иллюзия пребывания на берегу моря стала настолько реальной, что она даже могла чувствовать песок под руками. Ветер играл с ее волосами и нежно гладил лицо. Солнце приятно согревало кожу. Больше всего она хотела бы предаться этим ощущениям лета, если бы только не эти настойчивые голоса в голове. Все громче кричал отчаянный хор голосов, пока, наконец, не достучался до Лины. Ей нельзя чувствовать себя так хорошо, это не отдых. Чем больше она поддавалась иллюзии, тем быстрее теряла саму себя. Что, конечно, и являлось целью процедуры. В панике Лина попыталась сопротивляться, собрав всю силу своего разума.

Она старалась сосредоточенно думать о сердце времени. И о доме. О будущем. Ей нельзя забывать картины своего разрушенного будущего. Причину, по которой она пробралась сюда, чтобы остановить Кинга. Она не должна потерять себя!

Но как долго она еще сможет сопротивляться этим соблазнительным образам? Она подозревала, что спасти ее из безвыходного положения может только чудо.

– Мы помогаем всем новоприбывшим, – раздался голос. – Они пережили столько ужасного. Мы помогаем им забыть об этом. Ты почувствуешь себя лучше, как вновь родившейся. Все мы родились вновь перед тем, как попали в Невидимый город.

Лине становилось все труднее бодрствовать. Голос звучал, как сливочные конфеты, тающие во рту, как теплый мед, как колыхание теплого ветра, как нежный утренний туман. В школе Лина читала историю об Одиссее, который во время своего десятилетнего странствия привязал себя к мачте корабля, чтобы не поддаться соблазнительным песнопениям сирен. То же самое чувствовала сейчас Лина. Завораживающий голос одолевал ее, делал беззащитной. Она чувствовала, как теряет контроль, и ее воспоминания рассыпаются на все более мелкие кусочки. Словно гигантский ластик проносился по ее собственной истории.

Ей нужно как-то заглушить голос. И быстро! Лина начала ерзать и громко напевать. Как там звучала та рождественская песня, которую она совсем недавно пела на улице? Что-то с Рождеством, но как она пелась? Текст вертелся у нее на языке, мелодия кружилась в голове, не давая ей ухватиться за нее. Песня растворилась, как шипучие таблетки в воде – в точности так, как выразилась Инес.

Ей хотелось подумать, как выбраться отсюда, подумать, какие у нее варианты, – и все же она видела перед собой лишь пустой холст.

С развевающимся плащом Данте бежал по катакомбам Невидимого города. В руке он держал голограммную книгу Сириуса, которая уже помогла ему открыть потайной проход в библиотеку. Действительно, он наконец нашел дверь, похожую на ту, что была видна на самом последнем кусочке воспоминаний. Он был так занят сопоставлением картинок, что не заметил темную фигуру. Удар в затылок застал его врасплох, он пошатнулся и упал на землю. Над ним стоял Рохус.

– Добро пожаловать в перепрограммирование, – с привычной усмешкой сказал он. – Ты ведь не думал, что сможешь долго проворачивать трюк «Я-Рохус», не так ли?

Рохус наклонился к нему, когда его вдруг отбросило назад. Прежде чем Данте успел понять, что произошло, Рохус был повержен бутылкой лимонада и связан бельевой веревкой.