Третий рейх на наркотиках - Норман Олер

Гейнц Мантей, обер-фенрих флота, так описывает тренировочное плавание на «Зеехунд», во время которого он и его механик принимали стимулятор, состав которого им был неизвестен: «Мы испытывали необычайную эйфорию и словно парили в невесомости. Все вокруг окрасилось в невероятные краски»[453]. В скором времени у них начались слуховые галлюцинации. Им казалось, будто они слышат фантастическую музыку. Оборудование лодки светилось и меняло у них на глазах свои размеры и формы. Однако этим дело не ограничилось. Действие стимулятора все более усиливалось, и им уже становилось страшно. В смятении они всплыли на поверхность и в течение нескольких часов блуждали по морю, будучи не в состоянии вспомнить, хотя бы приблизительно, каким курсом должны следовать.

Столь упоительная одиссея была отнюдь не единичным случаем. Один обер-фенрих сообщал, что «в стимуляторе никогда не было недостатка». Сам он постоянно пользовался им. Другой водитель «Зеехунд» рассказывал, что ему перед отплытием выдали пять маленьких красных драже с указанием принимать по одному при появлении чувства усталости. Поскольку ему не объяснили, в чем заключается их действие и каковы побочные эффекты, через два часа он принял все пять в профилактических целях. Результат: четыре дня и четыре ночи он провел без сна.

Свою миссию подробно описал еще один водитель «Зеехунд». В январе 1945 года его послали в устье Темзы на пять дней и четыре ночи с целью выяснить, можно ли там осуществлять боевые операции. Внутри его подводной лодки было так тесно, что он едва мог двигаться. К тому же ему пришлось принимать большие дозы стимулятора. «Это было страшно». Зажатый в наскоро сварганенном, начиненном взрывчаткой аппарате среди постоянно выходивших из строя технических устройств, изолированный от внешнего мира, неискушенный в навигации, брошенный в море на произвол судьбы, с изрядным количеством стимулятора в крови: стоит ли удивляться, что до устья Темзы он так и не добрался.

Подобные истории происходили и с другими. У одного фенриха наркотик, в сочетании с ритмичным покачиванием лодки вследствие работы двигателя, оказал воздействие на работу желудочно-кишечного тракта. Когда у него возник позыв к мочеиспусканию, он был вынужден мочиться прямо на днище. «Меня начало сильно рвать, до последней крошки, и мне становилось все хуже. Но это была не морская болезнь, которой я никогда не страдал. Мне только хотелось, чтобы все это как можно быстрее кончилось. Мы два дня провели без нормального сна. Несмотря на холод, я сильно потел. Постоянное пребывание в сидячем положении было настоящим мучением. Качка, смрад, шум, сырость»[454]. Fear and loathing[455] в Атлантике.

Это соединение специального назначения, боевой дух и физические силы бойцов которого подпитывались наркотиками, представляло собой остатки некогда грозной армии, стремившейся завоевать весь мир. Даже в апреле 1945 года «Зеехунды» все еще выходили в море. Один командир лодки рассказывал, что еще перед отплытием принял несколько таблеток. В открытом море перед ним предстала улица со стоящими на ней домами. «Неожиданно у меня возникло ощущение, будто мне в шею сзади хочет вцепиться ворон. Я резко повернул голову и увидел ухмыляющиеся моторы приближавшегося к нам „Лайтнинга“[456]. В тот же самый момент от фюзеляжа самолета отделились две черные точки». К счастью для него и его механика, им удалось выйти из этой переделки невредимыми. Между пятым и седьмым днями миссии каждый из них проглатывал по 15–20 таблеток в день. Печальный рекорд. Когда их малая подводная лодка вошла в гавань Эймёйдена, они повязали на перископ белое полотенце и сели, скрючившись, в рубке. Им было безразлично, кому сдаваться и что с ними будет. «Семь дней без сна подошли к концу».

Рейх шел ко дну, и это ощущалось не только в тесном, вызывавшем чувство клаустрофобии берлинском бункере Гитлера, но и в холодных водах Северной Атлантики, где бесцельно плавали малые подводные лодки с втиснутыми в них молодыми моряками, накачанными сильнодействующими наркотиками, испытанными на заключенных концлагеря. Адмирал Гельмут Хейе, ответственный за проведение этих операций, сообщал 3 апреля 1945 года в радиограмме, отправленной в 14:48: «Получаемые донесения свидетельствуют о том, что боевая группа сделала все возможное для того, чтобы выполнить поставленную перед ней задачу. Несмотря на сложное положение на фронтах и всевозможные слухи, мы продвигаемся вперед. Это еще одно доказательство того, что всегда можно найти путь, если фюрер и войска вырезаны из дерева. Даже если не удается добиться непосредственного успеха, остается доблесть, и мы гордимся этим»[457].

Фюрер и его деревянные солдаты? Весьма удачная метафора, с учетом действия на организм принимаемых тем и другими веществ. Утверждение Хейе, будто подводники с энтузиазмом садятся в свои обреченные на гибель лодки, отдает откровенным цинизмом. Эти люди, которых в принудительном порядке посылали на верную смерть, явно больше не желали принадлежать к «боевой элите». Последние остававшиеся у них резервы можно было высвободить только фармакологическими средствами.

Гельмут Хейе остался жив. После войны он не утратил связь с армией и в 1961 году был назначен уполномоченным по обороне при возглавляемом ХДС федеральном правительстве канцлера Аденауэра. Его моряки по сей день лежат в своих стальных гробах на морском дне.

Американцы, к которым гауптштурмфюрер СС доктор Курт Плётнер попал в плен, описали его следующим образом: «Крепкого телосложения, круглая голова, светлые волосы, голубые глаза, очки в роговой оправе, полные, гладко выбритые щеки, на левом виске шрам от резаной раны, флегматический тип»[458]. Являясь руководителем отдела Института военно-научных прикладных исследований, он начиная с зимы 1944 года изучал «химические методы подавления воли», проводя эксперименты на заключенных концлагеря Дахау, расположенного неподалеку от Мюнхена[459]. Эти методы основывались на осуществлявшихся доктором Бруно Вебером, руководителем гигиеническо-бактериологической исследовательской лаборатории в лагере смерти Освенцим, экспериментах с барбитуратами, дериватами морфия и мескалином. Поводом к проведению этих экспериментов стали проблемы, с которыми столкнулось гестапо при проведении допросов захваченных в плен бойцов польского Сопротивления, от которых никак не удавалось получить нужную информацию[460]. В отличие от эпопеи в Заксенхаузене, где предметом исследования была выносливость, в Освенциме изучали возможности промывания мозгов и контроля над сознанием.