Твердыня тысячи копий - Энтони Ричес

Тит кивнул; в его зрачках зажглось холодное пламя долгожданной мести.

– Продолжаем топать?

Тунгр помотал головой, бросая косой взгляд на измученных легионеров.

– Нет, к завтрашнему маршу они нам понадобятся свежими и бодрыми. Сейчас их все равно хватит лишь на пару-другую миль, прежде чем начнут валиться на обочину. Тот декурион рассказал мне про охотничью тропу, которой можно срезать приличный угол к северо-востоку. Еще миль тридцать, и мы практически выйдем на то место, где он посоветовал им заночевать, – причем не только сегодня, но и завтра! По всем признакам, между ними и Динпаладиром находится вениконская дружина, вот наш декурион и сказал им обождать. Короче, они сейчас остановятся, и мы сможем их нагнать. И тогда уже посмотрим, кто кого… если, конечно, твои ребята смогут отмахать завтра тридцать миль.

Неторопливо кивая, Тит окинул людей жестким взглядом.

– Ничего, выдюжат. До последнего солдатика. Это я тебе обещаю, они у меня в должниках. Такой им марш устрою, до выпадения кишок…

Ближе к вечеру, следуя за верховыми разведчиками декуриона Феликса, когорты свернули с тракта, чтобы успеть разбить лагерь до заката солнца. Отсюда до вотадинской цитадели было не больше пяти миль – впрочем, опираясь на свой богатый опыт, старшие офицеры тунгров сочли это расстояние вполне безопасным. Центурионам было приказано проследить за немедленным отдыхом людей, что те и сделали, наслаждаясь непривычным бездельем вместо традиционного копания траншей для обваловки по периметру. Примипил Фронтиний собрал своих заместителей, и из набора скупых команд всем стало ясно, чего ожидать от этой ночи.

– Здесь обустраиваться не будем. Передайте по центуриям, чтобы люди перекусили сухим пайком и были готовы выдвигаться. Да, и еще: обоз оставляем тут, так что пусть заранее возьмут свои плащи.

Распорядившись, он отправился к Скавру и у входа в палатку трибуна столкнулся с Ленатом и его примипилом, которые тоже шли на офицерское совещание. Ленат выглядел вполне уверенно. Когда примипил-тунгриец встал по стойке «смирно» и отдал честь, в глазах молодого трибуна не читалось ни откровенного страха, ни хотя бы растерянности. А вот его заместитель Кануций вошел в палатку, так и не встретив взгляда Фронтиния. Тот, в свою очередь, замедлил шаг и, задумчиво покачивая головой, проследовал за офицерами, велев на ходу часовым, чтобы прикрыли входной полог и удалились на десяток шагов.

– Я выгляну наружу – и если замечу, что кто-то из вас пытается подслушать, заставлю танцевать под кнутом.

Старшие офицеры отряда уже собрались внутри. У всех на лице лежала печать озабоченности, коль скоро каждый понимал, что битва близка. Скавр дождался сигнала, что вход в палатку надежно закрыт, после чего приступил к делу, оглядывая подчиненных в дрожащем свете масляных плошек:

– Что ж, пора начинать. Декурион Феликс?

– Все тихо, трибун. Пришлось, правда, на всякий случай задержать кое-каких местных зверобоев, хотя они даже не сопротивлялись и охотно рассказывали, что им известно про защитников крепости. Думаю, правильнее всего оставить их с обозом, когда мы двинемся вперед. Ну а в остальном особых сложностей не предвижу: других препятствий между нами и целью нет.

Скавр кивнул.

– Пути подхода?

– По сути дела, только один, но удобный. Широкая охотничья тропа, которая выведет нас прямо на крепость до расстояния не более пары миль. Зато дальше… Сплошная открытая местность вплоть до ворот.

– Выходит, наша уловка все же понадобится… Примипил Фронтиний! Твои люди готовы?

Тот уверенно кивнул, уперев кулаки в бедра.

– Так точно, трибун. Пятая и Девятая центурии выдвигаются, как только забрезжит рассвет. Попытаются проникнуть внутрь согласно плану, который мы давеча обсуждали.

– Что ж, благодарю. Помнится, я обещал Двадцатому легиону серьезное дельце, но Первую Тунгрийскую я все же решил поставить закоперщиками. Извини, трибун Ленат, я знаю, до чего тебе не терпится самому встать в голове штурмового отряда, однако взамен гарантирую массу шансов пролить чужую кровь за императора, если наша завтрашняя хитрость не сработает. Хотя в последнем случае кровь, похоже, будет главным образом римская…

В ответ на решение командира Ленат поклонился, не скрывая легкую улыбку сожаления. А вот Фронтиний не обратил не нее никакого внимания – потому что во все глаза следил за реакцией его заместителя. По физиономии Кануция можно было изучать все оттенки изумления и облегчения. Отдуваясь, примипил чужого легиона даже возвел очи горй.

«Богов своих благодарит, – решил Фронтиний. – Лучше бы подумал, как молодому трибуну помочь, ведь твой же командир… – Кануций вдруг метнул в его сторону взгляд через всю палатку, и Фронтиний кивнул в ответ, стараясь не подать виду. – Смотри-ка! Учуял, сволочь, что я о нем думаю! Должно быть оттого, что сам себя презирает».

Когда Мартос узнал, что кавалеристы-лазутчики поймали кое-кого из вотадинов, когда те вышли из крепости, он принялся поспешно рыскать по растянувшимся колоннам в поисках своих людей и на всякий случай попросил Марка в сопровождение.

– Еще неизвестно, что с ними устроят, если вовремя не предупредить, что это вовсе не враги.

У него сузились глаза при виде кучки мужчин, угрюмо сидевших на голой земле под копьями. Пленников кольцом окружали легионеры, минимум вдвое превосходя их по численности. У Марка посуровело лицо, и он придержал вотадинского князя за руку, прежде чем тот успел хоть как-то отреагировать, не говоря уже о попытке с ходу броситься на выручку своим людям.

– Предоставь это мне.

Он шагнул вперед, глазами выщупывая кольцо солдат в поисках старшего. Из всех них на эту роль годился лишь какой-то тессерарий, который при приближении центуриона торопливо проглотил недожеванный кусок и обтер губы тыльной стороной кисти. Делая вид, что не заметил довольно вялого приветствия, Марк показал на пленников и покачал головой, имитируя недоуменное раздражение.

– Во имя Юпитера, первейшего и величайшего! Объясни-ка ты мне, чего ради этих людей посадили под охрану? Это же наши союзники! Или у вас в Двадцатом легионе одни слепые служат?

Начальник караула обмяк под сердитым взглядом незнакомого сотника и применил извечную армейскую уловку: все валить на командира.

– Центурион! Наш опцион велел мне проследить за ними, не то разбегутся, вот я и подумал…

– Может, кто и думал, но явно не ты! Да ты хоть знаешь, до чего эти люди для нас ценны?! Тут тебе и помощь в бою, и знание местной жизни – а ты подставил их под копья, будто собрался продать работорговцам!..

Уловив характерную игру чувств на чужой физиономии, Марк на миг потерял дар речи, а потом взорвался, на сей раз неподдельным гневом:

– А-а, так вот, значит, где собака зарыта! Ах ты, тварь! Командира мне, живо! Бегом!

Молодой сотник стоял, нетерпеливо притоптывая ногой, пока тессерарий метался в поисках старшего, всей душой желая поскорее сбросить ответственность за неприятный оборот дела. Центурион с каждой минутой все больше бледнел от гнева, и когда к нему подскочил растерянный опцион, Марк, можно сказать, уже дымился.