Последняя мировая война. США начинают и проигрывают - Сергей Глазьев

Идеология рыночного фундаментализма, отвергающая целесообразность государственного регулирования экономики, теоретически базируется на виртуальных моделях рыночного равновесия. Они иллюстрируют гипотетическую самодостаточность механизмов свободной рыночной конкуренции, которые в моделях автоматически обеспечивают оптимальное распределение имеющихся ресурсов в отсутствии государственного вмешательства. Последнее оправдывается только в целях защиты частной собственности, обеспечения конкуренции и национальной обороны. И, хотя ни одна из аксиом, лежащих в основе этих моделей (об абсолютной информированности экономических агентов и обладании ими самых совершенных технологий, их независимости друг от друга, ориентации на сиюминутные прибыли) в реальности не наблюдается, как и самого состояния рыночного равновесия, это не мешает востребованности данной идеологии властвующей элитой, значительной частью чиновников, деловым и экспертным сообществом.

По сути своей методологии идеология рыночного фундаментализма сродни религии. Только место Бога в ней занимают деньги, а в качестве «символа веры» используются виртуальные математические модели. В ответ на критику последних как нереалистичных со стороны научного сообщества, адепты этой религии бесконечно усложняют эти модели, придавая своей доктрине наукоообразие. В свое время по этому пути пошла марксистская политэкономия социализма. В ответ на обвинения западных экспертов в догматизме и схоластике, советская экономическая мысль разработала теорию оптимального функционирования экономики, оперирующую тем же математическим инструментарием, что и модели рыночного равновесия. И с такой же математической точностью доказывающая возможность оптимального народнохозяйственного планирования, приводящего к абсолютно тому же оптимальному распределению ресурсов, что и модели рыночного равновесия[175]. Правда, столь же далекому от реальных возможностей процедур централизованного планирования, как и модели рыночного равновесия от реального поведения предприятий.

Представления, основанные на вере, а не на понимании закономерностей реальных процессов, не требуют экспериментальных подтверждений и устойчивы к любой критике. Как говорится, если реальность не соответствует идеологии, то тем хуже для реальности. Вот её и подверстывают под идеальные представления, оправдывая негативные результаты то стечением обстоятельств, то даже неадекватностью народа идеологическим представлениям проводников этой политики. Наиболее фанатичные адепты этой религии говорят даже о естественности процесса вымирания части человеческой популяции, «не вписывающейся в рынок». В этом они очень похожи на своих прародителей-большевиков, истребивших целые социальные классы людей, не вписывающихся в их модель построения социализма.

Рыночные фундаменталисты не замечают социальных последствий своих экспериментов, также как и большевики, рассматривавшие народные массы как топливо для мировой революции. Тогда, как и сегодня, значительная часть накопленных национальных богатств была вывезена за рубеж. Только большевики делали это для подпитки мирового интернационала, а не мировой финансовой олигархии, как сегодня.

Для религиозного сознания характерна догматичность и схоластичность мышления, отвергающего все сомнения в знании «конечной истины». Сомневающиеся подвергаются исключению из секты, с ними не ведутся дискуссии. Споры же между собой ведутся в пределах априори заданных аксиом и не имеют отношения к реальным закономерностям. Место экспериментальной проверки гипотез занимает суждение духовных авторитетов, обладающих «тайным знанием». Понятно, что возведение наиболее влиятельных членов секты в соответствующий «духовный» сан «лучших в мире» министров, банкиров и прочих специалистов проводится специально уполномоченными США организациями.

Российские либеральные реформаторы уверовали в рыночный фундаментализм в процессе распада Советского Союза. До этого многие из них были коммунистами и верили в догматы марксистской политэкономии. Не утруждая себя научным анализом, они под влиянием политической конъюнктуры просто заменили один «символ веры» другим. И также добросовестно, как на занятиях научным коммунизмом они твердили об абсолютных преимуществах социализма над капитализмом и неизбежности смены последнего более прогрессивной формацией, теперь на совещаниях в органах власти они бесконечно повторяют мантры рыночного фундаментализма. И также верят в его прогрессивность, убеждая руководство в необходимости устранения всех препятствий для свободной игры рыночных сил. То, что место последней занято организованной преступностью и монополиями их совершенно не смущает, так же, как при социализме они не замечали доминирования ведомственных интересов над народнохозяйственными.

Родимые пятна научного коммунизма хорошо видны в логике мышления российских рыночных фундаменталистов. Еще в школе они усвоили учение о поступательном и необратимом развитии общества через смену социально-экономических формаций. С развалом СССР они просто выбросили из головы постулат о том, что социализм является формацией более высокого уровня, чем капитализм и неизбежно сменяет его согласно закону о соответствии развития производительных сил и производственных отношений. Вслед за Фукуямой они поверили в «конец истории» и поспешили присягнуть на верность новой религии. Хотя по сути эта религия есть ни что иное как современная версия веры в золотого тельца, ее новые адепты привнесли из научного коммунизма стремление к наукообразию.

Сокращение процесса поступательного развития человечества на два этапа и замена научного коммунизма наукообразным рыночным фундаментализмом дались вчерашним марксистам без особого труда. Они использовали ту же методологию религиозного мышления, заменив одну систему аксиом другой. Эта методология содержит в себе предпосылку о линейном характере социально-экономического развития, которую марксизм, в свою очередь, унаследовал от христианства. Так же, как христианское учение рассматривает общественное развитие как процесс от Рождества Христова до конца света, так и пророки научного коммунизма и рыночного фундаментализма руководствуются представлением о поступательном и необратимом характере общественной эволюции. С той существенной разницей, что для христиан — это путь грехопадения и регресса общественной нравственности, а для адептов этих наукообразных квазирелигий — это путь восхождения человечества к все более высоким формам организации жизнедеятельности общества. Только научный коммунизм постоянно отодвигает время достижения построения совершенного общества, тогда как рыночный фундаментализм готов его создать немедленно, требуя ликвидации государственного регулирования и всеобъемлющей глобальной либерализации.

В маниакальном стремлении к разрушению государства рыночные фундаменталисты тоже очень напоминают большевиков, которые рассматривали государство как машину политического насилия, обслуживающую интересы правящих классов и мешающую свободному развитию производительных сил. И, также как большевики уступили место сталинской гвардии строителей социализма в одной стране, рыночные фундаменталисты не подпускаются в развитых странах к рычагам регулирования экономики. Их привлекают только к проведению внешних операций по демонтажу систем регулирования национальных экономик периферийных стран для установления над ними контроля со стороны корпораций ядра мировой капиталистической системы, состоящего из США и их партнеров по «Большой семерке».