Тютчев. Тайный советник и камергер - Семен Экштут

Едва успели просохнуть чернила, как Карл Иванович покинул гостиницу и, купив за 2 рубля 50 копеек театральный билет, последовал за Надеждой Сергеевной в оперу, чтобы в 10 ½ часов вечера продолжить свое донесение, полученное в Петербурге 17 апреля в 1 ¾ часа пополудни.

«В опере она была сначала одна и до крайности разодетая — словом до того, что весь театр более занимался ею, нежели плохой “Дочерью полка”…. Я успел узнать, что муж ее не живет в Москве, а во Владимире и приехал сюда в среду, остановился в гостинице “Англия”. Сегодня он опять отправился во Владимир, обещая возвратиться в среду». (Л. 17–17 об.). Из расспросов прислуги Роману удалось узнать, что Акинфова, возможно, на днях отправится в Курск, в деревню к матери. О намерениях ее супруга мы узнаем из следующего документа. 15 апреля шифрованной телеграммой № 76 Владимирский губернатор генерал-лейтенант Владимир Николаевич Струков[439] доложил шефу жандармов: «Камер-юнкер Акинфов просил заграничный паспорт жене его, в выдаче онаго я отказал» (Л. 19).

16 апреля Надежда Сергеевна с мужем и детьми покинула Москву и утренним поездом отправилась в Тулу. Потратив 7 рублей 45 копеек казенных денег на билет, Карл Иванович «случайно» оказался с ними в одном вагоне. «…Для того, чтобы не сделать ни малейшего промаха, я беру лакея с собой. Он последует в одном классе с ее человеком» (Л. 34 об.). Даже в железнодорожном вагоне частная жизнь супругов Акинфовых продолжала оставаться под наблюдением тайной полиции.

«Г. Тула. 17 апреля 1868 года. 2 часа пополудни.

Из Москвы известная особа, в сопровождении своего мужа, 2-х детей, 2-х женщин и одного лакея — прислуги, выехала вчера в 11 часов утра. Я ехал с ними в одном вагоне. Дорогой я имел намерение с нею сблизиться, но присутствие мужа этому мешало, посему я должен был довольствоваться им. Рассматривая его и наблюдая за ним внимательно, я должен был придти к заключению, что он играет весьма жалкую роль в отношение своей жены — роль не чуть ли лакея: он даже не садится ни рядом с нею, ни против нее, а совершенно в стороне. Супруги в течение всего пути почти не разговаривали между собою, хотя он ее и называл Надя, и она его Вольдемар, но видно было, что они друг от друга отвыкли. По мере приближения к Туле, она становилась задумчива» (Л. 20). Роман обладал не только исключительной наблюдательностью, но и редкой способностью легко сближаться с незнакомыми людьми и, располагая их к себе, ненавязчиво выведывал нужные ему сведения. В поезде он поговорил с господином Акинфовым — «без присутствия жены» — и узнал, что его попутчик предводитель дворянства Покровского уезда Владимирской губернии. «На вопрос мой, сделанный в удобную минуту, кто такая дама, с ним едущая, он, как бы конфузясь, отвечал, что это его жена. Не только она, но и дети и прислуга были разодеты щегольски — видно было желание блеснуть перед теми, куда она ехала; она была страшно нарумянена и набелена» (Л. 20 об.).

В пути Карл Иванович продолжал заводить нужные знакомства и расходовать казенные деньги. Он заказал шампанское (4 рубля 50 копеек бутылка) и угостил соседку по вагону. Разговор оживился. Словоохотливая соседка госпожа Голохвастова, имеющая связи при дворе, сама обратила внимание Романа на Акинфову. «Она, разговаривая со мною, спросила меня, указывая на нее, не знаю ли я эту даму? На отрицательный ответ мой, она рассказала мне за обедом, в Серпухове все ее истории и назвала как ее покровителя, так равно и известного уже Вам искателя ее руки и не мало удивляясь, что подобная скандальная женщина может выйти замуж за племянника — кого? Вы это знаете. К этому Голохвастова добавила, что она, т. е. Ак в хороших интимных отношениях с известною любовницею Министра 3. (карандашом вписано: «генерал-адъютанта Зеленого». — С.Э.) — Карнович. Она Вам известна» (Л. 20 об. 21).

Карл Иванович предположил, что Акинфова вместе с госпожой Карнович собирается поехать за границу и предложил начальству установить дополнительное наблюдение еще и за любовницей генерал-адъютанта, генерала от инфантерии и члена Государственного совета Александра Алексеевича Зеленого. Мало им было забот с Акинфовой!

Госпожа Акинфова путешествовала с большим комфортом. В Туле Надежду Сергеевну встретили: «..Еe ожидал тут заряженный 6-ю лошадьми великолепный дорожный дормез, в который все семейство пересев, отправилось, как я проследил, по Московскому шоссе назад. Багаж следовал сзади в тарантасе». Роману удалось установить, что «16 апреля в 6 часов вечера Придворный Камердинер Мойсей Скороусов взял 9 лошадей на почтовой станции (без подорожной) под два экипажа Принца Лейхтенбергского» (Л. 21). Придворные экипажи были накануне привезены по железной дороге из Москвы и оставлены у купца Сушкина. Дормез с пассажирами и тарантас с багажом отправились в путь и остановились в 13 верстах от Тулы в имении Семеновском, у родственников со стороны матери господ Шидловских (Вера Александровна Шидловская — тетушка графини Софьи Андреевны Толстой).

А Роман явился к тульскому жандармскому штаб-офицеру полковнику Муратову, предъявил свои полномочия и попросил установить за Акинфовой наблюдение, «чтобы она шагу не могла сделать без нашего ведома». Расторопность полковника понравилась Карлу Ивановичу, и он поспешил отписать в Петербург: «Я бы желал только одного, а именно, чтобы везде встретить хоть половину того энергического и вполне бдительного содействия, какое я встретил здесь со стороны полковника Муратова. Этот штаб-офицер, несмотря на преклонные лета и нездоровие в настоящую минуту, не упускал из виду ровно ничего, что только касалось возложенного на меня поручения. Кроме того, он в превосходных отношениях с губернатором, что в настоящем случае весьма важное дело. Об этой приписке полк Муратов ничего не знает, ибо я лично запечатываю конверт. — Р» (Л. 26). Роман ощутил нехватку денег — услужливый полковник охотно дал ему взаймы. Впервые у не склонного к похвале младшего чиновника III Отделения вырвалось нечто, похожее на восхищение: «Признаюсь откровенно, что такого быстрого и ловкого содействия, как со стороны полков Муратова мне было оказано, я еще буквально нигде не встречал. Она слывет здесь за фрейлину. Полковник Муратов успел уже устроить на месте негласное наблюдение за нею и о намерении ее куда-либо ехать, тотчас будет дано знать. Сколько я успел узнать, отец ее Анненков, живущий в Курске, есть бывший предводитель дворянства» (Л. 22). Полковник Муратов посоветовал Роману представиться Тульскому губернатору, и 17 апреля титулярный советник Роман лично предупредил его о невыдаче паспорта госпоже Акинфовой и о необходимости действовать «с сохранением всего этого в величайшей тайне и не передавая этого дела Канцелярскому порядку» (Л. 23).

Неожиданно выяснилось угрожающее обстоятельство: 16 апреля в канцелярию Тульского губернатора («в день приезда известной особы»!) поступило прошение о выдаче заграничного паспорта, которое подала тульская мещанка Александра Ефимовна Клепикова. Тульские жандармы решили, что подобное совпадение вряд ли могло быть случайным. Незамедлительно мещанка Клепикова была, выражаясь позднейшим языком, «взята в разработку», а госпожу Акинфову стали подозревать в намерении покинуть Россию по чужому паспорту. 23 апреля 1868 года на стол генерала Мезенцова легла справка. «Секретно. Из Тулы доносят:… пожалуй, г. Акинфьева вздумает приобрести заграничный паспорт на чужое имя, — что за деньги весьма нетрудно устроить. Г. Акинфьева может рискнуть не только на то, чтобы приобрести чужой паспорт; но даже переодеться» (Л. 52 об.). Дело принимало серьезный оборот. Карл Иванович забеспокоился не на шутку, но поспешил успокоить петербургских начальников. «Все эти обстоятельства, особенно прибытие экипажа Лейхтенбергского, сильно меня тревожат и приводят в недоумение. Но прошу Вас успокоить как Его Превосходительство Николая Владимировича [Мезенцова], так и Его Сиятельство [графа Шувалова], что не дам промаха. Я все-таки думаю, что она возвратится в Петербург. А что, проехал за границу Его Во Ник Максим?? Уведомьте меня. Р.» (Л. 22–22 об.).