Мутный пассажир (сборник) - Сережа Павловский

– Хожу на уколы, – я показал ему пакет с лекарствами.

– Ха. И как, выздоравливаешь?

– Не, мне на положительный исход можно не надеяться, я же не кино с хорошим концом.

– А ты увлекись народной медициной и самолечением.

– И что делать?

– Повторяй за мной, – начал Макс. – Подними правую руку вверх.

– Поднял, – сказал я без энтузиазма.

– А теперь резко махни ею и скажи: «Да в рот оно ебись!»

– Ха-ха, – я улыбнулся. – Знаешь, кто мне уколы делал?

– Кто?

– Помнишь, мы как-то одну тёлку пытались ночью закадрить, а она на нас смотрела, как на говноедов?

– За которой я пошёл, как маньяк, и по жопе шлёпнул?

Я засмеялся и закивал.

– Ебануться-обосраться! – воскликнул Макс и тоже засмеялся. – И чё, она тебя узнала?

– Надеюсь, нет.

– А как она выглядит, не поплохела?

– Выглядит лучше нас, будь уверен.

– Ну чё, завтра идём на уколы вместе, – довольно заулыбался Макс.

– Прямо возле столовой мужик какой-то валяется, – сказал я ему последнюю новость, решив сменить тему.

– Хуй на него. Лучше расскажи мне ещё про медсестричку. Во что она была одета?

– Ха-ха, не знаю, я думал только о том, чтоб она меня не вспомнила.

– Эх, ты! Чего ты растерялся? Надо было наоборот ей напомнить. Хе-хе-хе.

– А возле мужика уже была «скорая», и менты подъехали, – продолжал я загробную тему.

– Да тут постоянно какие-то мужики валяются. Хоть бы раз пиздатенькая тёлочка попалась. Уж я бы ей оказал медицинскую помощь, – засмеялся Макс.

– Он вроде дохлый был, рожа синяя. Наверное, раз менты приехали, точно дохлый.

– Это всё хуйня. У всех колдырей цвет кожи – синий. А «скорая» вообще без ментов никуда не ездит. Они у них на хвосте, на каждый вызов с ними едут, типа как охрана. Мало ли, куда их вызовут.

– А, я этого не знал.

– Ты, кстати, хавать не хочешь? Я могу тебя чем-нибудь угостить, – предложил Макс.

– Не знаю. А чем?

– У нас есть щи, пюрешка с котлеткой, салатеи, выпечка. Выпечку я сегодня сам мутил – временно кондитера подменяю.

– Наструхал, небось, в тесто? – спросил я с улыбкой.

– А то как же. У меня день зря пройдёт, если в тесто не кончу. Иногда, знаешь, выковыриваю перхоть подзалупную – и в компот!

– Хехехе, – я засмеялся.

– Я положил вам в пирожок подзалупный творожок. Чтоб улучшить настроенье, сопли я запёк в печенье. И, чтоб нам не обломаться, ну не смог я удержаться, в шаурму вложил гондон – с мыслью, смех чтоб вызвал он, – прочитал Макс стихотворение собственного сочинения.

– Ха-ха, – я слегка повеселел.

– Ну чё, будешь что-нить? – спросил он ещё раз. – Пюрешка, котлетосы, салатеи, щи…

– Щи – хоть хуи полощи, – грустно произнёс я. – Давай компот и выпечку какую-нибудь. Только немного, я не особо хочу жрать.

– Не вопрос. Иди падай за любой свободный стол, ща я всё принесу, попиздим, пока народа мало.

Я сел в самом углу и стал осматривать помещение. Мне казалось, что здесь пахнет, как в Советском Союзе. Не знаю почему, но у меня всегда запах школьной столовой и вообще любой столовой ассоциировался с Советским Союзом. Наверное, это из-за внешнего вида помещений, до которых ещё не успел докатиться современный евроремонт. Я мотал башкой, пока мне в глаза не бросилось слово «соусы».

– Соусы, – прочитал я тихо вслух. – Соусы́, – прочитал я ещё раз, сделав ударение в конце слова. – Хех.

Похоже, я придумал новое слово, всего лишь изменив ударение в старом. Есть же сорежиссёр, который помогает основному режиссёру. Вот и соусы́, помогают основным усам. Например, соусы́, – это след от молока или…

– Хавай, – Макс поставил на стол стакан с компотом и тарелку с выпечкой.

– Спасибо, – сказал я и принялся точить. – А тебе ничего не будет за то, что ты меня на халву кормишь?

– Пф, конечно, нет. Ну если будет, я оплачу. Тут выпечка дешманская, не ссы. Всем похуй.

– Я придумал новое слово, – опять поделился я последней новостью.

– Ну-ка, – Макс был заинтересован.

– Соусы́, – помощники усов; например, след от молока или любой другой хуйни.

– Ха-ха. Не-не, ты чё, я это до тебя придумал ещё хуй знает когда, – сказал Макс. – И стих: нам гондоны не нужны, мы гондоны сами, углубимся мы в пизду мокрыми усами!

– Хахаха, – я откусил от пирожка, он был с картофаном. – Вкусно.

– А то, я же пиздат, как самиздат.

– Слушай…

– …а теперь нюхай, – перебил меня Макс.

– Мне стрёмно, точно всё нормалды?

– Да хорош уже нудить! Конечно, нормалды. Я тут уже год работаю. Ты думаешь, здесь все такие честные, что ли? Я тебе сейчас приколю всю правду о столовых, чтоб ты не думал, что ты самый наглый и всех объел.

В столовых есть шесть цехов: холодный – это салатеи, закусон; горячий – супцы, картофан; мясной – котлетосы; рыбный – говно… Ну правда же, в рыбном цеху готовить говно удобнее всего.

– Не знаю, ты же повар, – пожал я плечами.

– Овощной, – продолжил Макс, – тоже говно и кондитерский – тесто.

– В которое ты дрочишь, – добавил я.

– Да.

– Скажу честно, вкусно дрочишь, – похвалил я друга за выпечку.

– Спасибо! За каждым цехом закреплён работник. И в зависимости от масштаба столовой – какая у неё пропускная способность – выносится хавка. Из маленькой столовой меньше вынесешь. Каждый работник может тырить на всех – из каждого цеха всем достаётся, а может только для себя.

Конечно, вынос продуктов ещё зависит от заведующей, которая себе выносит больше всех. А иногда вообще не выносит. Поэтому повара и кондитеры могут выносить, даже не говоря ничего заведующей.

С каждого блюда убирают по несколько граммов, хуяк – и в сторону. Это же хер кто заметит! В итоге получается заебись такая порция. Ну или можно в котлетосы положить хлеба больше, чем мяса, например. В отстойных столовых вроде этой вообще могут тухлятину подавать.

– То есть?

– Наверное, единственная норма, которую здесь соблюдают, – температурная обработка. Изваляй продукт хоть в говне…

– В смысле – в рыбном цеху?

– Да. Ха-ха. А потом пропеки получше – и ништяк. А свежую жрачку себе домой.

– А я-то жру нормальную еду? – испуганно спросил я. – А то у меня желудок слабый.