Воспитание чувств: бета версия - Елена Колина

– В суд идти не с чем. Это жиртрест промсарделька попросила меня ее прищучить… А твоей NN все равно – она рехнулась в семьдесят первом году. Почему в семьдесят первом? Я тогда родился, – сказал Юркий Юрочка, он имел в виду, что ей, такой старой, уже все равно.

25 июня 1995 года

Я собираюсь пойти в больницу к Энен. Когда я был у нее неделю назад, она уже сидела на кровати (правда, я ей помог сесть). Но не могла говорить. Она пока не умеет говорить по-русски, только по-французски. Я, естественно, ничего не понимаю.

В соседней палате лежит учительница французского, я привез ее к нам в кресле. Она сказала, что Энен говорит короткими фразами, как ребенок. Она переводила Энен.

Энен сказала: «Как твои экзамены, мой дорогой мальчик?»

Я сказал: «Нормально, осталось еще два экзамена, и будет выпускной вечер».

Энен сказала: «Ты будешь танцевать в белом платье?» Я думаю, что это ошибка переводчика. Я уверен, что Энен в сознании и просто пошутила.

Она же любит шутить, смеяться. Она шутила, что, как профессор Хиггинс, создала новую личность. Но «Пигмалион» и мы – совсем разные истории. Профессора Хиггинса интересовал эксперимент, а не сама Элиза, вот Элиза и взбунтовалась, показала, что у нее есть чувства и достоинство. Энен, наоборот, думала, что у Алисы есть чувства и человеческое достоинство, а Алиса взбунтовалась и показала, что у нее нет чувств и человеческого достоинства, уничтожила Энен.

Я пойду к Энен завтра.

Ларка зовет меня пойти вместе с ней в Лучшую Компанию. Говорит, что девочка-тень точно будет.

26 июня 1995 года

Девочка-тень была!!!

Люди в Лучшей Компании смешные и хотят выпить повсюду. Сначала в ларьке пиво и портвейн, потом в баре текилу. Все это весело, потому что это не про алкоголь, а про приключения. Мерило популярности не кто сколько может выпить, а в какие приключения потом попадает. Самое модное – попасть в вытрезвитель, после этого ты звезда компании. Мы были в одном баре, потом в другом, двенадцать человек набились в машину, как сельди в бочке, и поехали из одного бара в другой. Там тоже было весело.

Девочка-тень оказалась еще лучше, чем в окне!!!

Завтра пойду в больницу к Энен.

27 июня 1995 года

Я пришел в больницу, а ее вчера выписали, – куда?

Я побежал на Фонтанку спросить у Романа ее адрес и телефон.

Но там никого не было. Только Материя по-прежнему сидела в будке.

Материя сказала: там делают ремонт другие люди. Роман Алексеевич, говорят, то ли на машине разбился, то ли что… Квартиру забрали за долги, детей раздали.

– Кому раздали?

– По матерям раздали. Есть же у них матери… Так ему и надо, миллионеру. Тоже мне, честно заработал миллион долларов… Бизнесхрен. – Подумала и добавила: – Это историческая справедливость.

Значит, Роман все-таки не победил.

Значит, Алису и Скотину раздали. Бедный Скотина.

А вот Алису не жалко, хотя между нами было и хорошее: мы сидели и разговаривали, как Хайдеггер с Ханной Арендт.

Я спросил:

– Вы считаете, когда у человека отнимают бизнес и выгоняют детей из квартиры, это справедливо?

И тут Материя начала медленно подниматься, как будто вырастала из своей будки, и закричала страшным шепотом:

– Да? А я?! Я, учитель с тридцатилетним стажем, сижу тут в собачьей будке – это справедливо?!

Я ушел. Долго стоял на Аничковом мосту. Энен, Скотина, Алиса, мне не найти их? Они как будто с неба упали в мою жизнь. Как с неба упали, так и исчезли.

Я искал ее. Найти человека легко. Я обзвонил дома престарелых, – нет ли у них такой, беспомощной, интеллигентной, говорит по-французски… Потом сообразил, что в отделе кадров Русского музея должен быть ее адрес. В Русском музее сохранился ее адрес – Некрасова, 22, но оказалось, она жила там до семьдесят девятого года, а свой новый адрес по небрежности не сообщила. В Русском музее мне дали адреса ее коллег-приятельниц, но одна к этому времени умерла, другая жила за границей, третья… и так далее. Найти человека легко, ищи не хочу.

Было лето, мы собирались в Германию, и я поступал на всякий случай, пока мы еще тут, в педагогический имени Герцена. Но споры были, как будто не на всякий случай, не пока. Отец сказал: «Учитель?.. Ты всегда будешь нищим», Ларка сказала: «Фу, не престижно, и вообще жальче мужчины-учителя никого нет», мама сказала: «Может, хотя бы журналистом, тут и престиж, и заработок…», но я уперся: журналистом – нет. Мама тайком отнесла мои документы к себе, на кафедру менеджмента, я забрал. Спал на своем школьном аттестате, чтобы мама еще раз не забрала его и не отнесла туда, где престиж и заработок. Не знаю, почему я так уперся, так хотел стать учителем литературы, – потому что мы с Энен не успели литературу и где-то в Америке рос недовоспитанный мной Скотина?

Осенью я опять предпринял попытку найти Энен, но был первый курс, девочка-тень (как ее звали?), никогда еще не было такой яркой осени, никогда. Ну, в общем, все как у всех: искал, не нашел, иногда думал: Алиса предала ее из детского интереса разломать куклу, это было Предательство, ну, а я?.. Я опоздал всего на день, я искал… но если я не все сделал, это тоже предательство, пусть мелкое, почти невидимое… Потом мысли о ней приходили ко мне все реже и реже, потом забыл.

О Романе я ничего не знал, не слышал. Нет, не так: я много раз о нем слышал. Разбился самолет «Аэрофлота», из расшифровки черного ящика понятно, что пилот дал находившемуся на борту бизнесмену порулить, и он, резко повернув штурвал, сбил систему автопилота, – это Роман хотел порулить… Новости начинаются с фразы: «Громкое убийство бизнесмена, по предварительной версии экспертов, стреляли из…» – это в него стреляли… А вот тихое убийство – кого-то нашли на Синявинских болотах, а вот и ироническое – «некий бизнесмен бесследно исчез с большим кредитом»… О Романе я ничего не знал. Отец как-то сказал: «Ну, и где же он? И кто же теперь неудачник, он или я?..» Значит, не так все было просто. Внутри каждого из нас, как говорил Скотина, много интересных Аладдинов.

…Осенью 2014 года, стоя у картины Малевича в корпусе Бенуа, я вдруг услышал голос со знакомой интонацией: «Очень жаль, что Малевича считают исключительно художником супрематизма, что Малевич ассоциируется лишь с “Черным квадратом”, вы взгляните на этот замечательный крестьянский цикл – вы рассмотрите, рассмотрите!..»

Я оглянулся. Алиса, золотоволосая, красивая-худая, между крупными яркими бусами бейдж Русского музея. Говорит с интонацией Энен. Алиса, которая ни за что не хотела знать, только упоминать, – экскурсовод?.. Группа была – подростки лет шестнадцати.

– А теперь посмотрите сами, подумайте у каждой картины, помните, что я вам говорила: Малевич – художник-интеллектуал, в отличие от… от других художников, – сказала Алиса группе, а мне: – Я хороший экскурсовод, это я при тебе… застеснялась.