Черная книга - Орхан Памук

Движение было перекрыто. Маленькая площадка напоминала театральную сцену при искусственном освещении. Манекены в витрине лавки швейных машин «зингер», казалось, были готовы присоединиться к полицейским и столпившимся зевакам. У Гали-па в голове пронеслось: «Да, я — это я!» Вдруг в толпе сверкнула серебряно-голубая вспышка фотоаппарата, выхватив на миг из темноты знакомое лицо; Галипу показалось, будто он вспомнил давно забытый сон, нашел ключ, потерянный много лет назад; на мостовой, в двух шагах от витрины с зингеровскими машинками, лежало прикрытое газетами тело убитого: Джеляль. Где Рюйя? Галип подошел поближе.

Из-под газет, прикрывавших тело, как одеяло, была видна только голова, подушкой для которой стал грязный тротуар. Следов крови не было. Глаза закрыты. Лицо задумчивое — будто он видит сон; сосредоточенное — будто углубился в собственные мысли; спокойное — будто смотрит на звезды и говорит: «Я и слушаю, и вспоминаю». Где же Рюйя? «Это игра, шутка», — промелькнуло в голове Галипа. Ему стало не по себе: почему он еще до того, как увидел, понял, что это труп Джеляля? Ему захотелось сказать: послушайте, я знал, что все знаю. Был колодец: у него в мыслях, у меня в мыслях, у нас в мыслях; была пуговица, фиолетовая пуговица. Мы смотрели на звезды через ветви деревьев… А тело словно взывало: натяните одеяло, холодно. Натяните одеяло, пусть Джеляль не мерзнет. Галипу стало зябко. «Я — это я!» Радужные пятна мазута. Труп прикрыт развернутыми страницами газет «Терджюман» и «Миллиет». Газета, в которой Галип всю жиз.нь читал статьи Джеляля. Очень холодно.

Через открытую дверь микроавтобуса был слышен равнодушный голос, разыскивающий по рации комиссара. Но где же Рюйя, где, где? На углу впустую работал светофор: зеленый свет, красный. Снова зеленый. Опять красный. В витрине кондитерской напротив тоже: зеленый, красный. Помню, помню, помню, говорил Джеляль. Ставни лавки Алаад-дина были закрыты, но внутри горел свет. Возможно, это что-то означает. Галипу хотелось сказать: господин комиссар, я пишу первый турецкий детективный роман, посмотрите, вот и первая ниточка: свет в лавке забыли выключить. На земле окурки, обрывки бумаги, мусор. Галип подошел к молодому полицейскому и стал расспрашивать его.

Оказывается, это случилось между половиной десятого и десятью. Кто убийца — неизвестно. Бедняга скончался мгновенно. Да, он известный журналист. Нет, рядом с ним никого не было. Почему покойного не увозят, он не знает. Нет, он не курит. Да, тяжела полицейская служба. Нет, рядом с убитым никого не было, он уверен в этом; почему бейэфенди ('Господин, вежливая форма обращения) спрашивает об этом? Чем занимается бейэфенди? Что бейэфенди понадобилось здесь в такой час? Может ли бейэфенди показать удостоверение личности?

Пока полицейский изучал удостоверение, Галип смотрел на газетное одеяло, прикрывавшее труп Джеляля. С этого места было видно, что неоновые лампы бросают на газеты розоватый свет. Галип подумал: «Эх, господин полицейский, покойный обязательно обратил бы внимание на этот свет. Фотография на удостоверении — моя, и лицо на мне — мое. Ясно? Так-то лучше. Я пойду. Меня жена дома ждет. Кажется, я наконец решил все проблемы».

В квартире никого не было. Ничто не указывало на то, что Рюйя заглядывала хотя бы на минутку. Дверные ручки, ножницы, ложки, пепельницы, когда-то полные окурков выкуренных Рюйей сигарет, стол, за которым они прежде вместе ужинали, скучающие пустые кресла, одно против другого, — у всех вещей был угнетающе печальный вид. Он стремительно бросился из дома.

Входя в дом Шехрикальп, он почувствовал непривычную усталость. Квартира Джеляля, так старательно хранящая прошлое, показалась Галипу трогательной до слез, как дом — солдату, вернувшемуся с войны после долгих скитаний. Как далеко он был от этого прошлого! А ведь он ушел отсюда меньше шести часов назад. Прошлое манит, как сон. Галип по-детски подумал, что во сне сумеет увидеть статьи, фотографии, тайну, Рюйю, все, что ищет, и еще подумал, что во сне он не совершит ничего предосудительного. С этой мыслью он лег в постель Джеляля и уснул.

Проснулся он в середине дня. Суббота. День, когда не надо идти ни в контору, ни в суд. Не надевая тапочек, он пошел в коридор и взял из-под двери «Миллиет»; «Убит Джеляль Салик». Сообщение было помещено на первой странице. Под заголовком фотография, сделанная до того, как труп прикрыли газетами. Вся страница посвящена этому событию. Опубликованы заявления премьер-министра и других известных людей. Статью Галипа «Вернись домой» поместили в траурной рамке как «последнюю статью» Джеляля. Напечатали симпатичную фотографию Джеляля, сделанную недавно. По мнению известных людей, пуля была выпущена в демократию, в свободу мысли, в мир и прочие хорошие вещи, которые вспоминаются в подобных случаях. Приняты меры к тому, чтобы убийца был пойман.

Галип сел за стол, заваленный бумагами и газетными вырезками, закурил. Долго сидел в пижаме и курил. Когда зазвонил дверной звонок, ему показалось, что он целый час курил одну сигарету. Это была Камер. Сжимая ключ в руке, она посмотрела на Гали-па, стоявшего в дверях, как на привидение, потом вошла, тяжело опустилась в кресло у телефона и заплакала. Утром, прочитав известие, она тут же отправилась к тете Хале. Проходя мимо лавки Алааддина, она увидела, что внутри много народу. В лавке нашли мертвую Рюйютханым. Алааддин, открыв лавку, наткнулся среди кукол на труп Рюйи.

Читатель, эй, читатель, я с самого начала очень старался в этой книге отделить рассказчиков от героев, статьи от событий, но сейчас, до того как книга уйдет в набор, я хочу вмешаться в события. В некоторых книгах бывают страницы, которые будто написаны не автором, а родились сами собой, и действие развивается само по себе; такие страницы обычно запоминаются лучше других, они остаются в нашей памяти на долгие годы, как трогательное воспоминание, не как образец мастерства писателя, а как истинная жизнь — для кого-то райская, для кого-то адская, для кого-то ни та, ни другая или и та, и другая одновременно. Если бы я был истинным профессионалом, талантливым писателем, а не жалким журналистом, я был бы уверен, что мы дошли до тех страниц моего произведения «Рюйя и Галип», которые на много лет останутся жить в душе умного и чуткого читателя. Но поскольку я трезво оцениваю свои книги и способности, такой уверенности у меня нет. А потому здесь мне хочется оставить читателя наедине с его воспоминаниями. Лучшим способом сделать это было бы попросить наборщика закрасить страницы черной краской. Чтобы то, что я не смог выразить, вы дополнили силой своего воображения. Я вмешался сейчас в повествование, чтобы напомнить вам о черном цвете снов и пустоте, которая царит в моей душе, когда я, как лунатик, брожу среди событий. Следующие страницы, черные страницы, читайте, как воспоминания лунатика.

Из лавки Алааддина Камер побежала к тете Хале. Там все плакали, считали, что Галип тоже погиб. Камер открыла им тайну Джеляля: сказала, что Джеляль много лет, а Галип с Рюйей последнюю неделю прятались в доме Шехрикальп в квартире на последнем этаже. Все снова подумали, что вместе с Рюйей погиб и Галип. Когда Камер вернулась в дом Шехрикальп, Исмаил сказал ей: «Иди наверх, посмотри!» Поднявшись наверх, Камер в страхе протянула руку с ключом, чтобы открыть дверь, но вдруг почувствовала уверенность, что Галип жив. На Камер была фисташкового цвета юбка, которую часто видел на ней Галип, и грязный фартук.