Ты должна была знать - Джин Ханф Корелиц

– Имя пациента…

– Это конфиденциальная информация! – закричала Грейс. – Не знаю и знать не хочу, как его зовут! Это не мое дело!

На самом деле Грейс догадывалась, какое имя услышит, но это было настолько нелепо, дико… Из всей страховки оставалась лишь одна веревка, тонкая, вот-вот готовая лопнуть вслед за остальными, и тогда Грейс полетит с обрыва в глубокую пропасть. Так глубоко на дне бездны Грейс бывать не приходилось. Даже когда умерла мама, даже когда никак не удавалось забеременеть, а если и удавалось, то завершалось дело очередным выкидышем. Тогда было ужасно тяжело, но это совершенно невыносимо…

– Имя пациента – Мигель Альвес. Диагноз – опухоль… – офицер склонился над страницей и прищурился, потом покосился на напарника, – Виллса.

– Вилмса, – почти скучающим тоном поправил коллега.

– Да, опухоль Вилмса была диагностирована в сентябре 2011 года. Мать Мигеля Альвеса – естественно, Малага Альвес.

Естественно. Белая полоса, черная полоса.

– А теперь простите, миссис Сакс, но, если еще раз скажете, что все это наглая ложь, я очень сильно рассержусь. Хорошо, на вашего мужа клевещут, на самом деле он на медицинской конференции, спасает детишек от рака, а телефон просто забыл. Но учтите – защищать мужа бесполезно. А ваше поведение… как вы там, психологи, выражаетесь?.. нездоровое. Уж не знаю, насколько вы хороший специалист, но я, со своей стороны, привык работать на совесть. Где бы ни прятался ваш муж, я его найду. Если что-то знаете, лучше скажите сейчас.

Но Грейс промолчала, потому что в этот момент оборвались все поддерживающие ее веревки, и она полетела вниз, на дно пропасти.

Кажется, разговор на этом не закончился. Встреча продолжалась еще часа два, не меньше. А может, и три. Или даже… Во всяком случае, когда Грейс ушла, время было уже позднее. При других обстоятельствах, шагая по улице Восточного Гарлема в ночной час, Грейс испытывала бы страх. Но сейчас мысли были заняты другим. Единственное, что ощущала Грейс, – декабрьский холод, вызывавший приятное онемение. Больше всего Грейс хотелось просто замерзнуть на этой улице. Джонатан как-то говорил, что смерть от переохлаждения наступает безболезненно. Он вообще любил читать про полярные экспедиции, север и все в таком духе. Когда они с Грейс познакомились, у Джонатана как раз была с собой книга о Юконе, и с тех пор он прочел великое множество подобной литературы. А на стене его комнаты в общежитии, где Грейс побывала в тот же вечер, была прикреплена открытка с классической картинкой времен золотой лихорадки: вереница старателей медленно поднимается на скалу Золотая Лестница, преодолевая горный перевал Чилкут. Путников не пугают ни снежная буря, ни лютый мороз. Низко согнувшись, они упорно бредут к цели, надеясь, что удача улыбнется именно им. Еще Джонатану нравился рассказ Джека Лондона, название которого Грейс не помнила. Что-то про мужчину, собаку и северное сияние. В этой истории, кстати, кто-то умер от обморожения. Если Грейс остановится прямо здесь, посреди тротуара, ее постигнет та же участь.

В участке никто не предложил подвезти Грейс до дома – впрочем, она бы все равно отказалась. Грейс не терпелось поскорее сбежать от этих людей, от этого мрачного, обшарпанного казенного учреждения, приемная в котором была полна несчастных людей. Здесь собрались усталые, измученные мужчины, женщины, а иногда целые семьи – совсем как в больнице. Какое несчастье привело их сюда? – подумала Грейс, так спеша к двери, будто участок горел. И чем полицейские в участке смогут помочь этим людям посреди ночи?

На Грейс никто не смотрел, однако она не могла избавиться от неприятного, навязчивого ощущения, будто все встречные видят ее насквозь и замечают нечто такое, чего она сама не осознает. При этой мысли Грейс почувствовала себя еще более омерзительно. Выйдя на улицу, она, не стесняясь, перешла на бег. Сначала на запад по Сто второй улице к Лексингтону, потом дальше, к дому.

Все вокруг было закрыто, кроме маленького круглосуточного супермаркета на углу. В витрине красовались памперсы и мексиканский лимонад. Дверь была обклеена рекламными плакатами, призывавшими принять участие в какой-то лотерее. Пробежав половину квартала, Грейс вынуждена была остановиться: от рыданий перехватывало дыхание.

Добравшись до перекрестка Парк-авеню, Грейс вдруг сообразила, что вернуться домой будет не так просто, как казалось. Перед ней тянулись рельсы метро, однако станции здесь не было. И автобусы, конечно, по этой улице не ходили. Грейс жила в этом районе с детства, но только сейчас заметила, что на Парк-авеню нет даже выделенной полосы для автобусов. Интересно, почему эту улицу решили исключить из автобусных маршрутов? В конце концов Грейс просто повернула на юг и торопливо зашагала вдоль рельсов. Холодный ветер резал щеки, а по пятам за Грейс гналось черное отчаяние.

Генри, конечно, до сих пор у папы и Евы. Сами они домой его не повезли бы, а Грейс была слишком обеспокоена, чтобы обсудить этот вопрос перед отъездом. Когда позвонили из полиции, Грейс соврала, что у одной клиентки чрезвычайная ситуация и придется ехать к ней в больницу. Ложь вырвалась будто сама собой. Неожиданно для себя Грейс поведала полноценную историю, вдобавок самым непринужденным тоном. Она и не предполагала, что умеет так беспардонно врать. Когда она этому научилась, думала Грейс, пересекая Девяносто девятую улицу. Впереди виднелся перекресток Парк-авеню и Девяносто шестой улицы. Вот показались уютные жилые дома с навесами.

А Грейс между тем пылала от гнева. Когда она снова встретится с Джонатаном, первым делом потребует объяснить, как произошли все эти метаморфозы и когда они оба успели превратиться в умелых притворщиков. Эта способность всегда удивляла Грейс. Была у нее одна такая клиентка – брала самый простой факт и с удивительной легкостью умудрялась его извратить, выстроив вокруг целую историю. Потом оставалось только поражаться, откуда что взялось. А теперь схожие способности проявили они с Джонатаном. Драка с коллегой превратилась в падение на лестнице, а вызов в полицию – в клиентку, оказавшуюся в больнице после неудачной попытки самоубийства и срочно нуждающуюся в психологической помощи.

Впрочем, ставить эти два обмана в один ряд нельзя. Грейс, конечно, могла бы поделиться тревогами и сбросить с плеч тяжелый груз, однако инстинктивно предпочла промолчать, приняв весь удар на себя. И тут Грейс подумала – а что, если Джонатан врал по той же самой причине? Вдруг тоже хотел оградить ее и Генри? Но от чего? Вдруг в жизни Джонатана происходило что-то такое, от чего он хотел защитить жену и сына? На этой тощей почве пышным цветом расцвела надежда. Возможно, Джонатан просто стремится отвести беду от тех, кого любит…

Но Грейс тут же вернулась с облаков на землю и твердо велела себе: «Остановись». И очень удивилась, когда поняла, что произнесла это вслух. Будто услышав ее слова, на светофоре остановилась машина – какая-то старая, темная. В марках Грейс не разбиралась.

Перебежав Девяносто восьмую улицу, она поспешила вверх по холму, миновав то место, где из-под земли выезжали поезда метро. А когда достигла пересечения Девяносто шестой улицы и Парк-авеню, вдруг подъехало будто нарочно ее поджидавшее такси. Грейс с облегчением запрыгнула внутрь.