Золотая булавка Юлия Цезаря - Наталья Александрова

Я не стал противиться этому: фибула сама знает, кто станет ее следующим хозяином, и раз она выбрала Цезаря, значит, такова была воля богов. Я только следил за событиями и пытался понять эту божественную волю…

И как только Цезарь завладел священной фибулой, удача повернулась к нему лицом. Все его начинания увенчивались успехом, все его военные походы были победоносны. Он многократно был удостоен триумфа, сделался любимцем легионов, любимцем римской черни и сосредоточил в своих руках огромную, небывалую власть.

И тогда я понял замысел богов.

Великий Рим был силен своим народовластием, своей волей к свободе. Свободные люди всегда достигают большего, всегда побеждают рабов и наемников. В давние времена свободные греки разбили грозных персидских царей, которые привели в Грецию неисчислимые полчища всей Азии. Позднее свободные римляне победили могучую армию Карфагена, разрушили великолепный Карфаген, несмотря на все его могущество. И вот теперь на наших глазах римляне, владыки мира, этот гордый, свободный некогда народ добровольно закабалил себя, превратился в жалких рабов – рабов собственного удачливого правителя. Они предпочли свободе и величию верный кусок хлеба, кровавые зрелища гладиаторских боев и пышные военные триумфы, тешащие их самолюбие.

Юлий Цезарь хотя и правда был талантливым и умным правителем, удачливым полководцем, но вспомните мои слова – на смену ему придут жалкие подобия Цезаря, лживые, развратные и себялюбивые императоры, но римляне, раз поступившиеся своей свободой, никогда уже не вернут ее. Таким образом, Рим будет подточен изнутри и разрушен. Великое государство этрусков будет отомщено.

Такова была воля богов, которую они воплотили в жизнь через священную фибулу.

Когда я понял, что Цезарь сыграл свою роль и больше не нужен – я постарался вернуть фибулу.

Правда, здесь на моем пути встал Лициний Кориолан – потомок жреца, предавшего своих богов, нарушившего свой жреческий долг.

Потомок предателя – он и сам предал наш народ. Лициний Кориолан хотел завладеть фибулой, хотел использовать ее силу не во славу наших богов и нашего народа, а для собственной славы и собственного обогащения. Но священная фибула сама избирает своего истинного владельца – и она отвергла Кориолана, она вернулась ко мне, вернулась к нашему народу…

Долгая речь утомила старика, и он замолчал, чтобы восстановить силы. Окружающие молчали, ожидая продолжения.

Наконец он отдышался, приподнялся на ложе и оглядел присутствующих.

– Сегодня я собрал вас здесь для того, чтобы выбрать среди вас наиболее достойного, того, кто после моей смерти станет хранителем славы и доблести нашего народа, хранителем священной фибулы…

Присутствующие взволнованно переглядывались.

И снова тишину нарушил римский всадник с крупными, выразительными чертами лица.

– Мы услышали твои слова! – проговорил он почтительно. – Мы все надеемся, что ты выздоровеешь и проживешь еще долгие годы на радость всем нам и во славу древнего народа этрусков. Но судьба священной фибулы важнее судьбы отдельного человека, даже такого выдающегося, как ты. И мы понимаем твою заботу. Ты должен выбрать среди нас достойнейшего, того, в чьих жилах течет благородная кровь правителей и жрецов нашего великого народа… сам ты – потомок Тарквиниев, потомок царей, под чьей властью процветали не только этрусские города, но и сам гордый Рим. У тебя нет потомков, но есть среди нас потомки других знатных этрусских семей…

– Конечно, ты говоришь о себе, Луций Домиций Италик! – перебил римского всадника толстый смуглый мужчина в одежде богатого торговца. – Твои предки и правда были воинами и жрецами, но сам ты безвылазно живешь в своем имении, прислушиваясь к долетающим из Рима сплетням и слухам. Какую пользу можешь ты принести нашему общему делу? Нет, фибулу должен унаследовать человек деятельный и энергичный, тот, у кого есть связи и знакомства во всех концах империи, тот, кто может влиять на торговлю и политику…

– То есть ты, Антоний Марцелл! – усмехнулся всадник. – Твои предки были всего лишь торговцами, и ты недалеко ушел от них…

– Да, мои предки были торговцами, но они жертвовали огромные суммы на строительство храмов и вооружение армий! Они отправляли корабли в самые дальние страны и привозили оттуда диковинные и драгоценные товары…

– Не ссорьтесь, друзья мои! – оборвал спор умирающий старик. – Раздоры доведут нас до беды! Нас слишком мало, чтобы мы могли позволить себе междоусобицы. Тем более что я уже принял решение…

– Уже принял? – переспросил его Италик. – Каково же оно?

Он уже приосанился, не сомневаясь, что станет избранником великого старца.

– Точнее – не я принял решение. Его приняли боги, его приняла сама судьба. – Старик с трудом поднял голову и оглядел присутствующих. – Этой ночью я видел сон… вещий сон. Я видел, как на далеком Востоке встало солнце… это солнце озарило всю Римскую империю, весь безграничный мир…

– Солнце всегда встает на востоке, – проговорил всадник. – Эта новость немного устарела.

– Не перебивай меня, Луций Домиций Италик. Это было не то солнце, которое встает по утрам, чтобы закатиться под вечер. Это было солнце новой веры, солнце, которое взойдет, чтобы не закатиться многие сотни лет.

– Новая вера? – неодобрительно проговорил Италик. – На Востоке то и дело возникают какие-то новые секты… не понимаю, что в них хорошего. Всякие странствующие проповедники, нищие и неопрятные…

– Та вера, о которой я говорю, принесет в наш мир любовь и сострадание.

– Но какое отношение твои слова имеют к тому, ради чего мы здесь сегодня собрались? Какое отношение имеют они к судьбе священной фибулы?

– Самое прямое. В моем сне появился человек, от которого исходило яркое, слепящее сияние. И этот человек сказал мне, кому я должен передать фибулу. Он сказал, что новый хранитель фибулы будет воспламенен огнем новой веры, он станет ее проводником и проповедником, будет нести эту веру многим народам. И те народы, которым он принесет эту веру, проникнутся ею, примут ее свет. И перед этой верой склонятся князья и цари, владыки и императоры…

– Что нам до чужой веры, до веры, родившейся среди восточных фанатиков? Нам следует хранить нашу собственную веру, веру наших отцов! Не ты ли всегда говорил нам это, Гай Тарквиний Постум? Не ты ли учил нас этому?

– Да, я это говорил. Но в сегодняшнем сне человек, от которого исходило сияние, открыл мне глаза. Он сказал мне, что новая вера, которая придет с Востока, содержит в себе главное зерно нашей древней веры, то, чем наша вера отличается от веры заносчивых римлян, – любовь к ближним и милосердие к слабым.