Тур Хейердал. Биография. Книга 2. Человек и мир - Рагнар Квам

Затем в Санта-Фе его ждал Эдвин Фердон. Вместе они должны были завершить первый из двух томов научных отчетов экспедиции на остров Пасхи. Труд под названием «Археология острова Пасхи» посвящался Его Величеству королю Улафу V, высочайшему покровителю экспедиции.

Из тех археологов, что работали с Туром на острове Пасхи, кроме Арне Скьогсвольда именно Эдвин был к Туру ближе всего. Эдвин, или Эд, имел мало близких друзей, Тур тоже. Остров Пасхи свел их вместе, и позднее, вследствие тесных контактов во время работы над «Археологией острова Пасхи», между ними возникла дружба.

Эд одно время хотел писать докторскую диссертацию по археологии в Музее Нью-Мексико в Санта-Фе, но его работу не признали. Это не способствовало его авторитету в научных кругах, но для Тура, который сам не особо беспокоился о докторской степени, это не имело значения. Тур пригласил Эда с собой на остров Пасхи, потому что он независимо от результатов экзаменов доверял Эду как археологу. Для Эда приглашение стало поддержкой в трудное время, и он был так благодарен, что не знал, как выразить свою признательность Туру.

Если другие археологи во время пребывания на острове Пасхи работали с крупными темами: моаи, аху, коленопреклоненные статуи, каменные стены в Винапу, битва при Пойке и первое поселение Хоту Матуа в бухте Анакена, то Эд занимался исследованием остатков некоторых очень старых каменных построек на месте древнего ритуального центра — деревни Оронго.

Деревня раскинулась на краю кратера Рано-Као — крупнейшего вулкана острова Пасхи. Сюда приходили люди, чтобы приносить жертвы Макемаке, и именно здесь развился удивительный культ человека-птицы, заменивший со временем моаи, которые утратили свое значение религиозных символов. На скалах в Оронго рапануйцы вырезали фигурки, представлявшие людей с птичьими головами, и каждый год собирались здесь на специальную церемонию для провозглашения нового человека-птицы. Непонятно, какие функции выполнял человек-птица, однако есть мнение, что он был своего рода инкарнацией Макемаке. За время своего короткого «правления» он пользовался некоторыми привилегиями, и поэтому конкуренция за место человека-птицы следующего года была велика.

Неясно, возникло ли почитание человека-птицы на острове Пасхи или пришло извне. Метро считал, что культ человека-птицы в том виде, как он практиковался в Оронго, не встречался больше нигде в Полинезии. И поскольку Метро полагал, что первые поселенцы пришли с запада, из Полинезии, в таком случае почитание человека-птицы — это феномен, возникший на острове Пасхи.

Фердон имел иную точку зрения. Он указывал на то, что человек-птица был хорошо известен в культурах Анд. Далее он упоминал, что дома из камня, стоявшие когда-то в Оронго и игравшие важную роль в религиозных церемониях, имели конструкцию крыши, которая не встречается нигде в Полинезии. В Перу и на юге, в направлении к Аргентине, напротив, этот метод строительства довольно распространен. Хотя параллелей между островом Пасхи и Южной Америкой не так много, Фердон считал, что они достаточно красноречивы, чтобы утверждать, что не все на острове Пасхи имеет местное происхождение. И хотя он подчеркивал гипотетический характер своих заключений, но находил совершенно очевидным наличие контактов между Южной Америкой и островом Пасхи. Таким образом поддерживая теорию Хейердала, он продвинулся еще дальше, чем другие археологи, принимавшие участие в экспедиции на земле Хоту Матуа.

На фоне разочарования по поводу прохладного отношения других ученых к его теории такая поддержка согревала Тура. Это также объясняет и то, почему Тур выбрал Эда в качестве своей правой руки при работе над научным отчетом.

Прежде чем они встретились в Санта-Фе, Эд получил письмо от Арне Скьогсвольда. Оно содержало английский перевод статьи Брёггера из «Верденс Ганг». Потрясенный тем пылом, с каким Брёггер унижал своего соотечественника, и сам горя желанием выступить в качестве оруженосца своего рыцаря, Эд Фердон подготовил ответ. Он не церемонился.

«Норвегия родила и взрастила Хейердала в таких же великих традициях и решительности, и интеллектуальной честности, как Нансена и Амундсена. То, что я сравниваю Хейердала с Нансеном и Амундсеном, в первую очередь связано не только с его знаменитым путешествием на плоту в Тихом океане — хотя и оно является достойным основанием, — но и с его более трудной задачей: попыткой смягчить закостеневшие представления антропологов в отношении истории Полинезии».

Фердон мог рассказать Брёггеру — и Роберту Саггсу, — что первое европейское судно, отправившееся вдоль южноамериканского побережья, встретило перуанские плоты, идущие под парусом. Иначе говоря, парус знали до прихода европейцев, а не научились его применению от них. Он также отмежевался от утверждения Брёггера о том, что «Американские индейцы в Тихом океане» содержат «собрание непроверенного» материала. Для него книга в первую очередь стала не представлением теории Хейердала, но «сборником всех данных», которые имеют значение для постановки проблемы.

То, что экспедиция на остров Пасхи не имела никакого научного значения, Фердон расценил как безосновательное и глупое утверждение. Как Саггс и Брёггер вообще могли о чем-то таком говорить, пока научный отчет не вышел в свет? Судить о научной ценности экспедиции — здесь это выглядит так, будто говорил сам Тур Хейердал, — на основании популярного представления в «Аку-аку» «не только смешно, но и вообще неуместно», — писал Фердон.

С целью подчеркнуть, что он не единственный, кто считает Тура Хейердала ученым, Фердон сообщил, что Хейердал только что «получил почетное членство в выдающейся Академии наук Нью-Йорка». Это общество работало на благо науки с 1817 года. Чтобы заслужить такую высокую честь, требовалось, чтобы кандидат не только добился значительных достижений в своих исследованиях, но и чтобы их результаты получили признание.

Арне Скьогсвольд считал чушью произведение Роберта Саггса. В колонке хроники в «Дагбладет» он обрушился на американского антрополога.

Скьогсвольд удивлялся, как Саггс в научной полемике мог опуститься «до эмоционального нападения на личность Хейердала». Во-первых, Арне никогда не видел Тура Хейердала в шляпе-сафари, и он знал, о чем говорил, поскольку он больше, чем кто-либо другой, работал вместе с Хейердалом в тропиках. Во-вторых, обвинения в том, что Тур за плату смог заставить местного вождя выдумать легенду, он считает «прямым оскорблением». Для Тура такое было абсолютно немыслимо, и все члены экспедиции могли подписаться под этим. Чего Саггс хотел добиться своими обвинениями, Скьогсвольд не знал, но в одном был уверен: действуя таким образом, он вызывает подозрения против себя самого.

Как и Фердон, он отверг все нападки Саггса на Хейердала как ученого. Скьогсвольд констатировал, однако, что Хейердал «во многом подвергся строгой критике за свою объемную работу „Американские индейцы в Тихом океане“, и, наверное, отчасти справедливо, поскольку в представлении материала имеют место очевидные методические слабости, что, скорее всего, объясняется тем фактом, что Хейердал не получил ранее необходимого профессионального образования».

Однако для оценки научного вклада Хейердала степень правоты его теорий играет второстепенную роль. Скьогсвольд сам признает, что и у него нет достаточных оснований для высказываний на эту тему, «несмотря на то что я в течение последних восьмидевяти лет сам решал такие же проблемы» в экспедициях на Галапагосские острова и остров Пасхи. Но с точки зрения археологии Полинезия и материки на западе и востоке по-прежнему будут неведомыми землями еще долгое время. И хотя Тур убежденно заявил, что с помощью своих экспедиций он нашел решение, Скьогсвольд считал, что объяснение запутанных путей расселения в Тихом океане «принадлежит в лучшем случае далекому будущему».