Скрипка некроманта - Далия Трускиновская

— Как вы догадались, что шуба у него? — спросил Маликульмульк. — Я же бывал там, даже в кладовую заглядывал — ей-Богу, я ее не видел!

Паррот и Гриндель переглянулись.

— Пора приучать вас понемногу к правде, друг мой. Когда вы пытались объяснить, что шуба не имеет никакого отношения к краже скрипки, нас это озадачило. Мы поняли — вас кто-то пытается сбить со следа, а вы легковерны.

Эти слова Паррота Маликульмульку страх как не понравились. Физик сделал неприятный намек. Видимо, ту историю, когда философ блеснул легковерием, он запомнил навеки. Но он же не знает про Большую Игру, подумал Маликульмульк, как он может судить о человеке, не поглядев на него в Большой Игре?

— Вы сами рассказали, где именно ограбили доктора Шмидта, — сказал Давид Иероним. — Мы туда отправились. Видите ли, я говорю по-латышски…

Тут он немного смутился. Видимо, старшие в семье научили его не распространяться о своем происхождении. Паррот пришел на помощь.

— Я тоже знаю немного по-латышски. Я же с девяносто пятого жил в Лифляндии. А там пасторы считают долгом учить местный язык, чтобы успешно проповедовать, и даже собирают народные песни. Мальчики мои, играя с детьми в усадьбе графа фон Сиверса, тоже кое-чему научились. И мы решили наконец пустить свои знания в ход. Одно дело — когда к сторожу обращаются по-немецки, он ответит в меру своих способностей. Другое — когда он услышит родную речь.

— То есть вы были уверены, что сторожа при амбарах — латыши? — уточнил Маликульмульк.

— Почти уверены. Так и оказалось, — ответил Давид Иероним. — Пришлось немного схитрить — я в разговорах сразу называл свое имя и аптеку Слона, а простой человек, кому не по карману доктор, всегда счастлив завести знакомство с аптекарем. Мы ведь не хуже докторов знаем, какое лекарство от какой болезни дают. Поэтому сторожа с нами говорили очень охотно. Мы обошли все каменные амбары в окрестностях того перекрестка, где ограбили доктора. Потом мы оказались в доме любезной пожилой женщины, приятельницы докторовой кузины. К ней нас привел один из сторожей потому, что ее окна как раз выходят на нужное место. Она ничего не видела, но сообщила кое-что любопытное: кузина рассказывала соседкам, что доктор собирается навестить ее, и называла день. Она, бедняжка, хвалилась тем, какой знатный ужин состряпает…

— Многие соседи знали, что герр Шмидт в этот вечер посетит родственницу в своей роскошной шубе, — продолжал Паррот. — Ежели кто хотел проникнуть в замок, тому человеку нетрудно было подстеречь доктора и устроить маскарад. И тут все сходится — откуда бы случайному грабителю знать, что он напал на домашнего доктора его сиятельства, живущего в замке?

— Знали женщины. Не они же напали на Шмидта, — возразил Маликульмульк.

Подбежала низкорослая лошадка, запряженная в орманские санки, встала, едва не ткнувшись мордой в шубу на плече Гринделя. Вилли выскочил, а Давид Иероним стал укладывать шубу в сани.

— Нет, напал мужчина, — сказал Паррот. — Но мужчина, живущий поблизости, — с этим вы согласны? Как вы помните, с нами были мои мальчики. Им это дело показалось любопытным с математической точки зрения — они рисовали на снегу план местности, рассчитывали углы, даже едва не поссорились, неправильно применив теорему Пифагора.

Маликульмульк сердито засопел — именно это он сам собирался сделать, именно это! И был сбит с толку безумцем…

— Это была полезная игра, и я не возражал, когда они, проводя какие-то измерения, заходили во дворы. Я научил их мерить расстояния шагами, и у каждого всегда при себе табличка с переводом шагов на сажени и версты. Математика — лучшая игра для мальчиков, ею всегда можно их занять, чтобы дома было тихо…

Он улыбнулся.

Улыбку Паррота Маликульмульк видел редко. Чаще всего она была насмешливой. Физик и сейчас, говоря о сыновьях, не впал в модную сентиментальность, прищур глаз был веселый. Но в голосе звучала любовь — чувство, для философа удивительное: он знал, что отцы любят детей, перед ним было примерное в отношении чадолюбия семейство Голицыных, а вот Паррот удивил его, Паррот предстал перед ним не тем отцом, который весь отдался службе, а потомство доверил гувернерам, а отцом иным — живущим вместе с мальчиками и воспитывающим их самолично, без перерывов, без отдыха, день за днем и месяц за месяцем.

— Время, — напомнил Гриндель, — время…

— Да. Так вот, в одном дворе Ганс и Вилли заметили наверху два небольших окошка, из которых, как они решили, должно быть видно крыльцо докторовой кузины. Понять, так ли это, они не могли, им мешал провести по воздуху прямую линию забор. Ну и, разумеется, они вздумали залезть повыше. К стене был пристроен сарайчик, они решили, что с крыши его смогут увидеть или же не увидеть крыльцо. Честно вам скажу, если бы я увидел, как Вилли подсаживает Ганса на эту символическую крышу, то прогнал бы обоих со двора. К счастью, меня там не было. Ганс забрался наверх — для своих десяти лет он очень хорошо развит — и оказался на той самой воображаемой прямой, что соединяла окошки с крыльцом. Он очень обрадовался, доложил об этом Вилли и заглянул в оба эти окошка. Одному Богу ведомо, что было бы, если бы это оказались жилые комнаты и он перепугал их жильцов. Но помещения использовались для хранения всякой рухляди. Стекла, как вы понимаете, годами не мыли, увидеть сквозь них что-то было невозможно, Ганс все же пытался, вылез на некое подобие карниза, а там, стараясь удержать равновесие, выдавил стекло. По крайней мере, так они оба мне все объяснили. Вилли, как старший, сказал ему заглянуть в кладовую. И он обнаружил висящую на стене синюю длинную шубу. Нижняя пола была отогнута, подбой оказался рыжим. То есть мои разбойники, судя по всему, отыскали вашу пропажу.

— Нам оставалось только понять, что это за дом и как в него попасть, — добавил Гриндель. — Уже темнело, мы решили продолжить розыск утром. Выяснили, что вход в этот дом — со стороны Конюшенной улицы. Стали совещаться — и увидели, как вы, не разбирая дороги, несетесь к этому самому дому, влетаете во двор… Сами понимаете, нам с Георгом Фридрихом это очень не понравилось. Георг Фридрих, зная, что нам придется иметь дело с грабителем, прихватил с собой пистолет. Вот мы и пошли вас выручать, оставив мальчиков внизу.

— А шуба?

— Мальчики учатся чертить планы. У меня было с собой нечто вроде плана квартала. Я знал, где во втором этаже дома должна быть кладовая с шубой. А когда знаешь, что ищешь, то находишь очень легко. Это не опыты Георга Фридриха, которые похожи на охоту за привидением!

Оба, физик и химик, рассмеялись.

— Но я же заглядывал в ту кладовую… — в растерянности произнес Маликульмульк.

— Там было две кладовые. У каждой — свое окно. И две оклеенные обоями двери. Я преспокойно нашел их. Так что садитесь в сани, любезный друг, и поезжайте с добычей в Рижский замок…

— Нет! Я не могу! Я не могу туда возвращаться… — Маликульмульк даже замотал крупной своей головой, даже руки растопырил для пущей выразительности. И он действительно не представлял, как после изгнания из голицынского кабинета явится в замок.