Занимательная медицина. Развитие российского врачевания - Станислав Венгловский

Старания молодого человека довольно быстро увенчались успехом. После шести лет неустанных трудов он получил свидетельство о присвоении ему звания лекаря, которое давало право защиты диссертации на получение тогдашней докторской степени.

Окрыленный, совсем молодой лекарь Сеченов сразу же бросился за границу, чтобы как можно лучше освоить там экспериментальные методы исследования. Берлин, Вена, Гейдельберг, Лейпциг, – вот университетские города, где совершенствовались его знания.

Эрнст Генрих Вебер, Эмиль Генрих Дюбуа-Реймон, Иоганн Мюллер, Карл Людвиг, Роберт Бунзен, Герман Людвиг-Фердинанд фон Гельмгольц, – имена европейских светил, у которых учился он всему тому, что способствовало его будущим успехам. Сеченов заранее посылает в Медико-хирургическую академию свою четко выверенную диссертацию, чтобы без промедления защитить ее сразу же после своего возвращения на родину.

Все так и получилось. Всего с недельными паузами, в течение одного лишь месяца, получил он степень доктора медицины, сдал экзамен на замещение профессорской должности и начал читать лекции в Санкт-Петербургской Медико-хирургической академии. И это притом, что физиология в России еще отнюдь не стала экспериментальной наукой, что преподаватели ее в высших учебных заведениях были в основном людьми начитанными, теоретически хорошо подкованными, и только…

Они распространяли лишь знания, почерпнутые из чужих трудов, добытые другими исследователями.

Еще через год – Сеченов был избран экстраординарным профессором, и ведущая его роль в работе кафедры физиологии стала как-то сама собой неоспоримой.

В 1864 году он был назначен ординарным, то есть штатным профессором, но это случилось уже после того, как он сделал решительную попытку лишь приподнять занавес над психической деятельностью человека, открыв явление так называемого центрального торможения.

Рефлекторную природу человеческой жизнедеятельности профессор Сеченов изложил уже в 1863 году в своей книге под названием «Попытка ввести физиологические основы в психические процессы». Она была предназначена для опубликования ее в журнале «Современник».

Однако публикация эта была запрещена цензурой, усмотревшей в книге слишком дерзкий подрыв всех «религиозных верований и нравственных и политических начал». Запрет был снят лишь летом 1867 года, после чего книга увидела свет уже под известным ныне названием «Рефлексы головного мозга».

Сеченов подал в отставку в самом конце 1869 года. Он считал себя оскорбленным после того, как были забаллотированы Илья Мечников и Александр Голубев, предложенные им в профессора Петербургской Медико-хирургической академии. Знали бы тогда петербургские ученые мужи, в чьей научной репутации они сомневаются! Ведь именно Мечников станет вторым, после Павлова, русским ученым, удостоенным высокой Нобелевской премии за достижения в области медицинских наук.

Однако до этих дней оставалось еще очень много лет. А пока что Сеченов уехал из столицы, и видеть его в ней удавалось теперь разве что на каких-нибудь съездах, конференциях и тому подобных академических мероприятиях…

* * *

Павлов написал о себе впоследствии, что он поступил в академию вовсе «не с целью сделаться врачом», но, скорее лишь ради того, чтобы иметь полное право заниматься физиологией, имея статус доктора медицины. Чтобы более четко понимать задачи физиологии, разрешение которых только способствует усовершенствованию самой медицины.

Доктору медицины было значительно легче получить доступ к солидной экспериментальной базе, хотя подобного рода мечты казались ему пока что несбыточными.

Как уже было заявлено нами, профессор Цион уехал вообще из Санкт-Петербурга, а новоявленному студенту третьего курса Медико-хирургической академии пришлось приложить немало сил и трудов, чтобы войти в правильную академическую колею. Однако он со всем этим справился и уже осенью приступил к работе в физиологическом кабинете.

Более того, в апреле следующего, 1876 года, он стал даже ассистентом у возглавлявшего тамошнюю лабораторию профессора Константина Николаевича Устимовича после того, как он, Павлов, сделал сообщение об исследованиях по иннервации поджелудочной железы. Нисколько не загадывая о своей собственной врачебной карьере, он все же тщательно изучал врачебное дело, особенно хирургию, слушая, в частности, лекции Николая Васильевича Склифосовского, считавшегося тогда лучшим русским хирургом.

Уже в этот период молодой исследователь начал проводить так называемые хронические, то есть, долговременные опыты. Он все больше и больше убеждался в том, что только на здоровом, выхоженном после операции животном, с нисколько не травмированной собственной психикой, позволительно наблюдать естественное течение любого физиологического процесса. Он разработал операцию по выведению наружу мочеточников, что давало ему самому возможность изучать иннервацию печени. Его по-прежнему продолжала интересовать нервная регуляция желез пищеварительной системы.

Надо сказать, что Медико-хирургическая академия к описываемому времени успела уже претерпеть целый ряд серьезных и весьма положительных перемен, благодаря энергичному руководству своего нового Президента Петра Александровича Дубовицкого. К работе в ней привлечены были лучшие врачебные кадры. Среди них, помимо хирурга Николая Васильевича Склифосовского, оказался и первый терапевт России Сергей Петрович Боткин, приехавший на берега Невы почти одновременно с Иваном Михайловичем Сеченовым.

В 1873 году в академии была открыта так называемая Михайловская больница. Она размещалась в трехэтажном здании на углу Самарской улицы и Большого Сампсониевского проспекта, а возведена была на средства, завещанные еще прежним ее Президентом академии – Яковом Васильевичем Виллие.

В честь достопамятного баронета Виллие здание больницы выстроили в форме двойной латинской литеры W. Верхнюю часть больничного фасада украшали четыре великолепных барельефа, выполненные в технике терракоты. В них отражались многие эпизоды из жизни мифического бога Асклепия (Эскулапа), а под ними выделялись четкие латинские изречения Arte et humanitate. Lahore et scientia, что означало в переводе на русский язык – «Искусством и человеколюбием. Трудом и знаниями».

Перед больницей разбили сквер, а в центре его установили замечательную скульптурную композицию пятиметровой высоты, которая, однако, нисколько не подавляла человека, но, скорее всего, тешила его взоры, поскольку чудилась легкой и вызывала воспоминания о каких-то теплых краях, сулила любому встречному человеку исключительно крепкое здоровье.

Композиция представляла собою гранитное основание, на котором покоилась вместительная круглая ваза с лежащим в ней розоватым камнем-валуном, прикрытым львиной шкурой, отлитой из бронзы. На этом каменном возвышении сидела весьма грациозная девушка с чашей в руке, и тело девушки обвивала гигантская змея.

Конечно же, расчет скульптора Иенсена, автора композиции, как раз и был направлен на то, чтобы вызывать у людей добрые чувства. Статуя знаменовала собою дочь Асклепия, Гигиею.