Главный противник. Тайная история последних лет противостояния ЦРУ и КГБ - Джеймс Райзен

Старик говорил усеченными предложениями, и это свидетельствовало о том, что перед ним была какая-то большая картина. Его мысли обгоняли слова, и я был только малой частью этой картины.

— Да, миллиарда хватит, — сказал я.

— Когда начнут поступать «Стингеры»? — спросил Кейси.

— Они сейчас готовят ребят. Должны поступить на вооружение в начале сентября.

— Как насчет радиовещания?

Клэйр уже сказал мне, что Кейси продвигал план пропагандистских радиопередач на советские республики Центральной Азии, и кроме него почти никто эту идею не поддерживал. Кейси был убежден, что он может прижать Советы к стене, но почти все в Лэнгли и в Госдепартаменте считали, что если русских загнать в угол, они могут нанести удар по Пакистану. Клэйр предупредил меня о необходимости внимательно следить за всем, что, похоже, может распространиться за Амударью на территорию СССР. Я понял так: все, что может распространяться по земле или по воздушным каналам.

— Я пока еще изучаю это, — уклончиво ответил я, — но, насколько я понимаю, все уже запущено. Когда вы планируете выехать и проверить капканы?

Кейси, глядя на меня поверх очков, некоторое время молчал. Я мог только строить догадки, о чем он думал. Я знал, что ему больше всего нравилось летать в своем «ВИП-модуле», установленном внутри черного С-141, и проверять, как идут дела на местах, но я также знал, что он подвергался все большим нападкам на Капитолийском холме в связи с его другим любимым проектом — созданием Центральноамериканской оперативной группы, которая ставила своей задачей свержение режима сандинистов в Никарагуа.

— Бог мой, как только смогу, но выбраться отсюда не так просто. Ты передай Зие, что я все еще слежу за его котлом и не дам ему закипеть.

Когда я поднялся, чтобы идти, Кейси пожал мне руку. Тогда я еще не знал, что это была моя последняя встреча со стариком.

Исламабад, Пакистан. Август 1986 года

Период летних муссонных дождей в пакистанской провинции Пенджаб завершался, оставив в столице Исламабаде пышный покров зелени. В тишине города было трудно поверить, что всего в 100 милях к западу шла жестокая и опустошительная война. Каждый день, отправляясь на машине в свой офис, я не переставал удивляться необычности этого города. К западу от основного правительственного и дипломатического анклава поднимались плавные очертания гор Маргалла-хилз. Это были всего лишь отроги, но очень богатые в геологическом отношении, особенно по мере того как они поворачивали в северном направлении, поднимаясь все выше и выше. В необычайно прекрасной зоне северных территорий Пакистана они сливались с большим хребтом Каракорум, уходя к северу в Китай и к Гималаям, а затем через Крышу мира на восток в Индию и Непал к Гиндукушу, высоко возвышаясь над битвами в соседнем Афганистане. Там были пики высотой до семи тысяч метров, которым никто не позаботился дать имена.

Ближе к центру страны и раскинулся город Равалпинди, армейское поселение XIX века, остававшееся как слегка тлеющие угли от костра Британской империи. Когда-то это был город Киплинга, и серьезные джентльмены в хаки служили Британской империи на полях Центральной Азии, где шло соперничество с другими державами. Если Исламабад был слишком стерильным, слишком новым и упорядоченным для ветерана Южной Азии, то он всегда мог раствориться в лабиринтах улиц и переходов Равалпинди, лежащего всего в нескольких милях к востоку, и совершить путешествие назад во времени. Киплинг ушел, но другие серьезные мужчины в хаки оставались, занимаясь современным вариантом все той же старой игры.

В западных районах долины Пенджаб сошлось все: прошлое, настоящее и будущее, здесь встретились все тектонические силы природы и политики. Шел шестой год советской оккупации Афганистана и борьбы с неослабевающим Сопротивлением. И хотя до окончания войны оставалось еще несколько лет, потери афганского населения уже были известны — число убитых приближалось к одному миллиону человек. Точного количества раненых никто не знал, но, по приблизительным оценкам, их было еще больше, чем убитых. Около пяти миллионов оказались в качестве беженцев в Иране или Пакистане, и еще около миллиона потеряли из-за советских оккупантов дома и стали беженцами в собственной стране. Потери Советов убитыми поднимались к отметке 15 тысяч человек, примерно в три раза больше было раненых, сотни тысяч стали инвалидами в результате различных заболеваний. Казалось, что этому не будет конца.

К моменту моего прибытия в Пакистан жесткие дебаты относительно нашей афганской политики, занявшие весь 1985 и начало 1986 года, закончились. Больше сомнений в нашей миссии не было. Мы были там, чтобы победить. Такие инструкции я получил от Билла Кейси, и он заверил меня, что они отражают линию президента.

В 1986 году мало кто в Конгрессе или администрации считал, что Советы вели серьезный поиск стратегии для выхода из конфликта. Советский министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе заявил госсекретарю Джорджу Шульцу, что Горбачёв хотел уйти из Афганистана, однако в реальности это намерение ничем не подтверждалось, не было и признаков того, что высказывания министра-грузина отражали консенсус в Политбюро. Как раз наоборот, складывалось впечатление, что война может идти бесконечно. Более того, Советы, казалось, были на грани победы. Летом 1986 года никто не говорил, что следовало ослабить давление на русских, дать им передышку и возможность уйти. Наоборот, речь шла о наращивании наших усилий. Стояла задача не допустить колебаний в довольно рыхлой коалиции стран, поддерживавших афганское Сопротивление.

Союзниками США в поддержке борьбы афганского народа выступали Китай, Саудовская Аравия, Великобритания и Египет. Это были главные участники этой игры, и у каждого, как и у США, были свои национальные цели участия в этом конфликте. В первые шесть лет конфликта эти сложные мотивы более или менее совпадали, но так будет не всегда.

Китай, как это всегда было для него характерно, видел этот конфликт в долгосрочном плане. Пекин не хотел допустить расширения советской империи в Афганистан, в направлении Оманского залива, где Советы будут служить наковальней для индийского молота, и между ними неуютно будет Пакистану. Четверть века назад Китай уже непродолжительное время воевал с Индией, и на северо-востоке у него был пограничный спор с Советским Союзом, который не раз приводил к серьезным столкновениям. Отношения Китая с Пакистаном были одной из немногих констант в этом регионе постоянно меняющихся союзов. Китаю тоже была нужна победа, но он готов был проявлять терпение.

Внимание Саудовской Аравии, особенно ее клерикальных ваххабитских кругов, в момент советского вторжения в Афганистан было отвлечено иранской революцией, появлением аятоллы Хомейни и ростом воинственности шиитов. Во время войны между Ираном и Ираком в начале 80-х годов саудовцы занимали позицию стороннего наблюдателя, и их вовлеченность в Афганистане и Пакистане стала новым фактором региональной политики. Они уже самостоятельно поддерживали афганских повстанцев еще до вторжения советских войск, и их решение присоединиться к США после вторжения было рациональным результатом их глубокой озабоченности распространяющимся влиянием Ирана. Некоторые члены саудовской королевской династии надеялись, что оказание помощи афганским повстанцам подальше от дома отвлечет влиятельные ваххабитские круги от слишком активного участия во внутриполитической жизни.