Главный противник. Тайная история последних лет противостояния ЦРУ и КГБ - Джеймс Райзен

Пакистанский лидер Мохаммад Зия уль-Хак был весьма набожным человеком, открывшим доступ в страну ваххабитам, которые создавали здесь коранические школы и медресе. И это в тот период, когда цена нефти была в районе 40 долларов за баррель. Стоимость сотрудничества с американцами представлялась вполне посильной.

Соединенное Королевство под руководством Маргарет Тэтчер никогда особенно далеко не отставало от США в противодействии советскому экспансионизму. Великобритания была естественным союзником США в этом вопросе, учитывая особую доверительность отношений между двумя странами и знание англичанами тонкостей «большой игры», хотя у них всегда оставалась какая-то раздражительность в отношении американцев, которые вдруг стали делать погоду в их традиционной сфере влияния.

Египет был хорошо оплачиваемым квартирмейстером и поставщиком оружия, поставляя афганцам десятки тысяч тонн оружия советского производства и попутно выполняя свой долг в джихаде. Для Египта и многих других исламских стран Афганистан оказался удобной свалкой, куда они могли отправить отечественных смутьянов. Египет потихоньку очистил свои тюрьмы от политических заключенных и просто психопатов, отправив их воевать в Афганистан в надежде больше никогда их не увидеть.

За последние шесть лет объем финансирования программ ЦРУ по Афганистану вырос с нескольких десятков миллионов долларов в период администрации Картера до нескольких сотен миллионов в начале 80-х годов. Советник Картера по национальной безопасности Збигнев Бжезинский добился в 1980 году от короля Сауда обязательства делать равный с американцами вклад в войну — доллар на доллар, и Бим Кейси следил за тем, чтобы на протяжении последующих лет это соглашение выполнялось. Таким образом, в бюджет первого финансового года, начавшегося 1 октября 1986 года, саудовцы внесли около полумиллиарда, и еще столько же пришло из госбюджета США. На эти деньги покупалось все: китайское и египетское стрелковое оружие, минометы и боеприпасы для гранатометов, тысячи японских грузовиков и китайских мулов, требовавшихся для перевозки всего этого через нулевую линию, как называлась граница между Пакистаном и Афганистаном.

Когда примерно через месяц после прибытия я ознакомился с обстановкой, у меня сложилось впечатление, что все было готово. Теперь нам нужно было только немного везения.

Кремль. Август 1986 года

У Анатолия Черняева была одна из самых трудных задач в Кремле. В качестве советника генерального секретаря по вопросам внешней политики он должен был провести нового советского лидера через минное поле, преграждавшее путь к скорейшему и достойному выводу советских войск из Афганистана. Опытный и невозмутимый эксперт по внешней политике, он знал, что эта задача должна быть решена, и не только ради его шефа, а ради интересов Советского Союза. С первого дня, когда год назад стал советником Горбачёва по вопросам внешней политики, он использовал свой здравый смысл и политический опыт, накопленный им за прошедшие два десятилетия в Международном отделе Центрального комитета КПСС, для решения самого острого внешнеполитического вопроса СССР — афганского.

Он знал, что главное препятствие на пути выхода из Афганистана носило идеологический характер: как уйти и не выглядеть побежденными, как это случилось с бегством американцев из Вьетнама. Может быть, у американцев была гибкость, которая помогла им пережить поражение, но у СССР иное положение. Это факт. Черняев также знал, что Горбачёв не может возложить вину за катастрофическое афганское предприятие на своих предшественников. Он просто не мог обрубить все связи и объявить это ошибкой. В Советском Союзе так вопросы не решались. Правда, поколение назад Хрущёву в его «секретной речи» удалось обрушиться на годы тиранического правления Иосифа Сталина, но это был внутриполитический вопрос, не касавшийся столь острой проблемы, как отказ от «доктрины Брежнева», согласно которой нельзя было бросать на произвол судьбы братскую социалистическую страну. Горбачёв должен был оставить в стороне принятое семь лет назад решение и найти новый курс. Не имело значения, что это решение было колоссальной ошибкой и базировалось, по крайней мере отчасти, на разведывательной информации КГБ, которая имела весьма отдаленное отношение к правде. Черняев пришел к выводу, что дело было не в том, что разведчики КГБ не знали реальности, просто они сообщали то, что, по их представлениям, Москва хотела слышать.

В 1979 году председатель КГБ Юрий Андропов и министр обороны Дмитрий Устинов сделали два тревожных умозаключения относительно Афганистана. Первое — они пришли к выводу, что США планировали создать в Афганистане военные базы взамен разведывательных баз в Иране, которые он потеряли после свержения шаха. Такой шаг, по утверждению Андропова и Устинова, создаст еще одно звено в цепи окружения Советского Союза. Их второй вывод заключался в том, что Хафизулла Амин, занимавший в то время пост министра иностранных дел Афганистана, предпринимал закулисные маневры с целью занять место ставленника Москвы в Кабуле Нура Мохаммада Тараки, который год назад в ходе апрельской революции стал президентом и премьер-министром Афганистана.

Угроза Тараки со стороны Амина выглядела, по мнению Политбюро, особенно убедительной вследствие воздействия «черной пропаганды» КГБ, представлявшей Амина как агента ЦРУ. Логика была убедительной: после четырех лет учебы в Колумбийском университете Амин должен был стать агентом ЦРУ. Согласно этой логике, придя к власти, он перебежит во враждебный лагерь, порвет связи Афганистана с Советским Союзом и переметнется к США. Сколько времени пройдет, прежде чем на афганской территории появятся ракеты средней дальности «Першинг», нацеленные на Советский Союз?

Как это иногда случается в ходе пропагандистских операций, операция против Амина дала обратный эффект. Она только углубила раскол в Народно-демократической партии Афганистана и дала московскому руководству еще один надуманный предлог для сползания к военной интервенции. В конце концов сторонники жесткой линии в Политбюро поверили, что Амин является агентом ЦРУ, и это стало еще одним доводом в подтверждение необходимости вторжения в Афганистан. Тот факт, что Амин отнюдь не был другом США и даже «имел зуб» на Колумбийский университет, который дважды отказывал ему в присуждении докторской степени, никогда не принимался во внимание. Вся проблема была в Амине, и только.

В течение 1979 года Политбюро ежемесячно получало доказательства углубления кризиса. В феврале в Кабуле был убит американский посол Адольф Дабс. Это случилось в ходе неудачной попытки освобождения посла, похищенного террористами и содержавшегося в отеле «Кабул». Советская сторона (КГБ) предприняла явную попытку «замазать» этот инцидент: трое захваченных живыми террористов были тут же расстреляны, прежде чем американские представители смогли их допросить. Вскрытие показало, что Дабс был убит нескольким выстрелами в голову, произведенными с расстояния шести дюймов, но США ничего не могли больше сделать, кроме как заявить протест по поводу использования силы в операции по освобождению Дабса и прекратить экономическую помощь Афганистану, то есть предпринять шаг, который США и так собирались сделать.

Потом в марте афганский полевой командир Исмаил Хан уничтожил несколько советских офицеров, солдат и членов их семей в древнем городе Герат на юго-западе Афганистана. После инцидента в Герате Тараки обратился с просьбой к Советскому Союзу направить войска для подавления растущего повстанческого движения. В том же месяце Амин потихоньку отнял у Тараки один из его постов и назначил себя премьер-министром. Сторонники военной интервенции в Политбюро отметили, что «человек ЦРУ в Кабуле действует».