Даже если я упаду - Эбигейл Джонсон

– Брук, не надо. – В его голосе угадывается какая-то надтреснутость, что обычно служило мне сигналом заткнуться, но я больше не могу молчать.

– Дело не только в маме, папе и Лоре. – Моя рука, лежащая на столе, делает чуть заметное движение в его сторону. – Я не могу оставить их в таком состоянии, но мне невыносима мысль о том, чтобы оставить тебя один на один со всем этим.

Я знаю, что он плачет. С поникшей головой, он едва шевелится, даже сознавая, что привлекает к себе ненужное внимание охранников, но я слишком хорошо знаю своего брата.

– Эллисон говорила так, будто… она думает, что ты замышлял это… я не верю, поэтому ты должен сказать мне. Пожалуйста, Джейсон. Пожалуйста.

Медленно, очень медленно, Джейсон поднимает голову. Его глаза влажно блестят, но взгляд открытый. Ни хмурости, ни гнева. Есть что-то еще, от чего дрожит его подбородок, когда брат смотрит на меня, заставляя увидеть правду, которую он не в силах произнести.

– Джейс… – Я жду, когда он что-нибудь скажет, моргнет или выдохнет, что будет означать что угодно, кроме того, о чем молча говорит мне его лицо, но он этого не делает.

– Я умер, когда она мне сказала, когда они мне сказали. – Его голос как битое стекло, острое и такое режущее, что я морщусь. Его руки снова сжимаются, привлекая мое внимание к шрамам, напоминающим о разбитом окне в грузовике Кэла. – Я не мог поверить, что она способна на такое, что он способен. Несколько дней я жил в каком-то кошмаре, от которого не мог очнуться. Что бы я ни делал, ничего не помогало. Я даже пошел к дереву, ты знаешь, и уничтожил наши инициалы, соскреб ножом.

Мое сердце колотится, вспоминая уродливую отметину на дереве, которую поначалу сочла местью Хита. Дерево было изуродовано так дико, с такой ненавистью, но не к моему брату, как я думала. К инициалам Эллисон, переплетенным с буквами его имени.

– Вот где я был, когда позвонил Кэл. Он был пьян и сказал, что уезжает, но сначала хотел меня увидеть.

– Нет, Джейс. – Мои губы дрожат. Он неотрывно смотрит на меня, поэтому я повторяю, тише. – Нет.

– Я не думал, что сделаю это, Брук. Я думал, он будет драться до конца.

Слезы текут по моему лицу.

– Ты пришел с ножом, Джейс. Ты мог бы оставить его в машине, но ты принес его с собой.

Джейсон молчит.

Измученная и уничтоженная, я встаю, чтобы уйти, но останавливаюсь, чтобы задать единственный вопрос, который не дает мне покоя.

– За кем ты побежал той ночью?

Лицо Джейсона бледнеет.

– Я не знал, что она там. Клянусь, я не знал. – Слезы застревают у него в горле. – Я не видел ее, пока… пока не стало слишком поздно…

Я не могу произнести ее имя и молча умоляю Джейсона не произносить его тоже.

– Она пряталась в моей машине, – шепчет он.

Я как заведенная мотаю головой, чувствуя, как сердце разрывается снова и снова, пока мой брат продолжает свою исповедь. Лора последовала за ним. Она всегда ходила за ним хвостом. Прыгать с мостов, на свидания с девушками, куда угодно.

Она все время была там, она следила за ним. Она побежала, когда он увидел ее. Она бежала все четыре мили до дома, и он не мог догнать ее, то и дело поскальзываясь и падая, насмотревшись на кровь.

Я всхлипываю, и Джейсон тянется к моей руке. Прежде чем он успевает прикоснуться ко мне, вездесущие охранники предупреждающе рявкают. Он отдергивает пальцы.

Еще один всхлип срывается с моих губ.

– Пожалуйста, Брук, пожалуйста.

Я отворачиваюсь и почти бегом покидаю брата.

Я рано возвращаюсь домой – так рано, что мама еще даже не ждет моего звонка. Я проскальзываю в дом и незаметно поднимаюсь наверх.

Прямо в комнату Лоры.

Когда я открываю дверь, она смотрит на меня с кровати, где сидит, обхватывая вытянутыми ногами клетку с Дакки. Я не даю ей опомниться, плюхаясь на кровать прямо перед ней. Я выплакала все слезы по дороге домой и сейчас не испытываю ничего, кроме ощущения разбитости. Лора перемещает клетку с Дакки на пол.

– Я не знала, – говорю я. – Прости, я не знала.

Лора напрягается, когда я тянусь к ее руке.

– Нет, нет, пожалуйста, не надо, – шепчу я. – Больше не надо.

Мне казалось, что нельзя испытать большей боли, чем испытала я после признания Джейсона, но, глядя на Лору и думая о том, каково ей было видеть, как Джейсон убивает кого-то, а потом переживать все это в одиночку, я понимаю, что ошибалась.

– Мне так жаль, Лора. Я не знала. – Я снова и снова повторяю одни и те же слова, пока она, содрогнувшись всем телом, не обмякает и уже больше не отстраняется от меня.

– Почему ты мне не сказала? – Я снова тянусь к ее руке, и на этот раз она не противится.

Она опускает глаза, но мы больше не допустим никакой недосказанности между нами. Я не позволю.

– Лора. – Я произношу ее имя тихо, но твердо, и она поднимает на меня взгляд.

– Это было не так, как он сказал. – Она заглядывает мне в глаза, оценивая мою реакцию. – Они не дрались. Кэл… он… – Ее голос срывается, и подбородок дрожит.

А потом она выкладывает все без утайки.

Прошла всего неделя лета, но уже стояла такая жара, что Лора умоляла Джейсона брать ее с собой купаться каждый день, с тех пор как он вернулся домой из колледжа. Он сказал нам, что Эллисон уехала на несколько дней навестить подругу, так что Лора знала, что время, когда брат будет в ее полном распоряжении, ограничено. После того как Джейсон продинамил ее третий раз подряд и строго-настрого запретил увязываться за ним по вечерам, куда бы он ни отправлялся, Лора тем не менее решила, что поедет с ним.

Ей ничего не стоило пробраться на заднее сиденье его машины, пока он не вышел из дома, и, будучи еще достаточно миниатюрной, она могла свернуться клубком на полу за водительским сиденьем.

Поначалу он просто катался по округе. Хватался за телефон, как будто хотел кому-то позвонить, потом швырял его на пассажирское сиденье. И гонял он на такой скорости, что даже ее бесстрашное сердечко колотилось в тревоге. Наконец она почувствовала, что машина съезжает с главной дороги и трясется по неровной тропинке; вскоре он резко затормозил, одним движением распахнул дверь и даже не закрыл ее за собой, когда вышел.

Она изловчилась и выглянула из своего укрытия, сразу узнав дерево у пруда Хэкмена. Она уже собиралась окликнуть брата и открыться, уверенная, что ему придется искупаться вместе с ней, раз уж они в двух шагах от воды, но что-то ее остановило. Не столько сверкнувший в его руке нож – зрелище привычное возле этого дуба, – сколько решительная поза брата, когда он с крепко зажатым в кулаке ножом направился к дереву. Она дернулась, как только он нанес первый удар – не для того, чтобы резать по дереву, а чтобы уничтожать. Она знала то место на стволе, которое он выбрал для своей атаки, и имена, которые он рубил снова и снова, даже если издалека не могла их разглядеть.